Крутая парочка - Тэми Хоуг

Стив вытащил сигарету и вставил ее в рот.

— Ну… — Он протянул руку, пытаясь коснуться ее щеки. — Не говори потом, что я не пытался тебе помочь.

Лиска шагнула в сторону и отвернулась. Стив опустил руку.

— Ладно. Я действительно знаю, где дверь. Пока, Никки.

Он уже взялся за ручку, когда она заставила себя произнести:

— Спасибо за беспокойство, Стив. Но я справлюсь. Это всего лишь очередное дело.

— Конечно. И послезавтра у тебя его уже не будет.

Лиска чувствовала, что Стив хочет что-то добавить. Но он молча вышел.

Заперев дверь на засов, Лиска выключила свет, взяла фотографии Энди Фэллона и отправилась в спальню, чтобы спрятать их в портфель. Потом она заглянула к мальчикам, которые притворялись спящими, почистила зубы, переоделась в просторную тенниску Национальной академии ФБР и легла в постель — чтобы долго смотреть в потолок и видеть прошлое, вращающееся в ее памяти, словно карусель.

Ей тринадцать лет, и она танцует с отцом. Оба смотрят себе под ноги, смущаясь под взглядами окружающих. Томас Лиска — крепкий мужчина с ярко-голубыми глазами, но левая сторона его лица обмякла, словно все нервы перерезали ножницами. Люди смотрят на них не только из-за его лица. До них явно дошли слухи о коррупции в полицейском департаменте, о копах, крадущих деньги, уплаченные за наркотики, о расследовании, которое проводит БВД…

Никки знала, что все это неправда — во всяком случае, в отношении ее отца. Однако порой ей казалось, что она убеждена в этом куда сильнее, чем он сам, и это ее бесило. Ведь отец невиновен — так почему он не стремится это доказать? Почему не борется, не отрицает, не плюет им в физиономии, а появляется на людях, опустив свою внезапно поседевшую голову, чтобы скрыть стыд и паралич лицевого нерва, вызванный перенапряжением? Слова “слабый” и “безвольный” вихрем проносятся в голове его дочери, обостряя чувство вины и негодования…

Расследование, продолжавшееся почти восемнадцать месяцев, в итоге ни к чему не привело. Никаких обвинений не было выдвинуто. Все было прощено и забыто. Но здоровье Томаса Лиски резко ухудшилось, и через два года он умер от рака поджелудочной железы.

Труп обнаружен.

Самоубийство. Несчастный случай. Трагедия. Слава богу, слово “убийство” не было упомянуто. Действительно, можно ли назвать убийством то, что продиктовано необходимостью и сопровождается сожалением?

Жаль…

Становится не по себе при мысли, что другие уже осведомлены, даже если они ничего не подозревают. Как будто посторонние вторгаются в личную жизнь. Интимность смерти делят между собой двое — последствия же становятся общественным достоянием.

Это снижает цену опыта.

Энди Фэллон смотрит с фотографии, последняя искра жизни замирает в его полуоткрытых глазах, язык вываливается изо рта. Кажется, будто выражение его лица становится обвиняющим.

Жаль…

Губы целуют запечатленную на фотографии маску смерти.

Жаль… Но раскаяние лишь усиливает возбуждение.

Лиска ворвалась в свою служебную каморку с покрасневшими от гнева и холода щеками. Ковач со страхом наблюдал за ней, отлично зная, чем для него чревато такое выражение лица. Однако он не двинулся с места, когда она подбежала к нему и изо всех сил стукнула его кулаком по плечу. Это походило на удар молота.

— Ой!

— Это тебе за то, что ты бросил меня вчера вечером, — объяснила Лиска. — Я ждала тебя, а Леонард меня подловил и подверг допросу третьей степени из-за нападения на Никсона. По его мнению, Джамал Джексон тут ни при чем. Он вбил себе в голову, что Джексон каким-то образом может использовать необоснованный арест в своем иске против департамента.

— В каком еще иске? — спросил Ковач, потирая плечо.

— Джексон угрожает вчинить мне иск за жестокое обращение.

Ковач закатил глаза:

— Ради бога! У нас есть видеосъемка его нападения на меня. Пусть жалуется сколько душе угодно. А если Леонард считает, что у Джексона есть для этого основания, то у него задница вместо головы.

— Знаю. — Немного успокоившись, Лиска бросила сумочку в нижний ящик стола и положила портфель на стул. — Прости, что я тебя ударила. У меня была скверная ночь. Приходил Стив, и я почти не спала.

— Надеюсь, мне не придется слушать о сексе?

Лицо Лиски снова помрачнело. Подойдя к Ковачу, она вторично ткнула его кулаком в то же самое место.

— Ой!

В этот момент в дверь просунул массивную голову Элвуд:

— Мне вызвать полицию?

— Зачем? — осведомилась Лиска, снимая пальто. — Не вижу состава преступления. Ковач снова потер плечо.

— Очевидно, я что-то сказал невпопад.

— Опять? — усмехнулся Элвуд. — А над твоим носом тоже она поработала?

Ковач попытался увидеть свое отражение на темном экране компьютерного монитора, хотя он прекрасно знал, что его нос покраснел и опух, как у старого пьяницы. Но по крайней мере на сей раз обошлось без перелома.

— Оскорбление действием, совершенное женщиной по отношению к мужчине, — одно из величайших социальных табу, — заметил Элвуд. — Жертвы могут включить тебя в группу поддержки, Сэм. Может, мне позвонить Кейт Конлан?

Ковач запустил в него ручкой.

— Почему бы тебе не убраться отсюда? Когда Элвуд захлопнул за собой дверь, Лиска опустилась на стул и виновато посмотрела на Ковача.

— Я не могла заснуть, так как мой мозг предпочитал бодрствовать. Среди прочих важных тем он размышлял о том, какая же все-таки тупица мой экс-супруг. Кстати, что случилось с твоим носом? Железному Майку не понравилось, что его сын предпочитал нетрадиционный секс?

— Что-то вроде этого, — отозвался Ковач. — Он вообще очень тяжело все воспринял. Не каждый день тебе сообщают, что твой сын покончил с собой. А чего ты добилась в БВД?

— Холодного приема. Лейтенант не сообщила мне никакой информации по делу, которое вел Энди. Она, видишь ли, не желает, чтобы пострадала чья-то карьера.

— Мне всегда казалось, что именно в этом состоит их работа.

Лиска пожала плечами.

— А узнала только, что в воскресенье с восьми до половины девятого вечера она была в доме Энди Фэллона — обсуждала с ним дело, которое его беспокоило. По ее словам, когда она уходила, с ним было все в порядке, но в последнее время он казался подавленным. Она даже предложила ему обратиться к психоаналитику.

— И он послушался?

— Это конфиденциальная информация.

— Никто рта не раскроет до заключения медэксперта, — проворчал Ковач. — Надеются, что это самоубийство, — тогда они могут вообще ничего не сообщать и посылать подальше каждого, кто захочет выяснить, почему парень покончил с собой. Если только он действительно это сделал.