Не оглядываясь - Мария Галина

Наверняка кто-то организует и охотничьи туры.

Я что-то отвлекся. Наверное, из-за боли.

Я могу отправить ее отсюда. Одну. Через лес. Задать направление и отправить.

Она, конечно же, заблудится. Я ныряльщик и навигатор, чтобы я заблудился, надо уж очень постараться. А она заблудится. Лучше бы с ней ушел аргус, но аргус никуда не уйдет. Он не отходит от меня дальше чем на несколько метров. Связка.

Взаимовыгодный симбиоз двух видов, невидимая цепь для двух особей. Тоже капкан. Только метафорический.

– Я знаю, что ты хочешь мне сказать…

Я открыл глаза. Я, оказывается, все это время сидел, закрыв глаза. Это плохо. Я перестаю себя контролировать.

– Чтобы я уходила, а ты останешься тут…

– А ты уйдешь?

Заблудится, как пить дать заблудится, дура. И выйдет прямо на погоню.

Она мрачно уставилась в землю.

– Нет.

Аргус уткнулся мордой в лапы. Ему тоже плохо, вот же проклятье!

– Дура, – сказал я, – идиотка. Солнце видишь?

– Ага.

Действительно, меж стволами деревьев легли косые лучи. Мошкара стояла в них столбом.

– Вот и иди на солнце. На восток. Все время на солнце… До полудня ты должна выйти к трассе.

Она замотала головой, растрепанные волосы хлестнули по щекам.

– Нет, – она вытерла нос рукавом. Все-таки она тогда подправила свое видео; или просто так подурнела за последние часы?

– Рано или поздно ты выйдешь из зоны этого ретранслятора. Вызовешь по «болтушке» помощь. Ясно тебе?

– Ты все врешь. – Она безнадежно села рядом, свесив руки меж колен. – Знаешь, что дело плохо, и хочешь от меня избавиться.

– А хотя бы и так. – Я пожал плечами. – Нас ничего не связывает. Ты ж боишься меня. Вон, пистолет купила. Тебя, дуру, никто замуж не брал, вот ты и ухватилась за последний шанс. Что – нет? Думала, романтика тебе будет? Песня космических пространств?

– Да, – она кивнула.

– Ну так давай. Хотя бы раз в жизни поступи как большая. Иди, вызови помощь. Хоть что-то сделай, черт тебя побери!

– Ты просто хочешь услать меня отсюда. – Она вновь шмыгнула распухшим носом.

– И это тоже. Ты хочешь, чтобы им все удалось, да?

Голова у меня почему-то стала очень большой и легкой. И пульсировала. Багровая мгла то накатывает, то рассасывается… Заражение крови? Так быстро?

Ныряльщики проводят годы на кораблях, а там стабильная бактериальная среда.

Но мне же делали какие-то прививки, там, на Луне…

Соображать удавалось с трудом.

Аргус, подумал я, бедный аргус, ему сейчас тоже плохо.

И увидел червоточину.

Она раскрылась прямо передо мной, как цветок, чудесный лиловый цветок с сияющими лепестками, и аргус был рядом, его сознание, его удивительные глаза, словно мы были в глубоком космосе и он показывал мне то, что не увидеть больше ни одному человеку, только нам, только тем, у кого аргус в поводырях…

Мы видели то, чего вам никогда не увидеть!

Пошли, сказал аргус, пошли вместе, мы с тобой единая сущность, а я умею открывать червоточины, ты разве не знал, мы пройдем напрямую и выйдем в замечательном месте, я и ты, одна сущность, это симбиоз, ты разве не знал, у них свой путь, у нас свой, мне здесь не нравится, пошли, пошли, пошли…

А женщина?

Женщина – нет, она сама по себе, а мы – одна сущность, две половинки целого, мне плохо, и я вижу людей, они еще далеко, но скоро будут близко, я не хочу умирать, я уже вырос, я могу открывать червоточины, не только видеть, не только показывать тебе, слепому, безглазому тебе, уходить, уходить с тобой, мы созреваем только рядом с вами, а вас так мало, настоящих так мало, те, которые идут сюда, не настоящие, я боюсь, пошли, пошли, пошли…

А женщина?

Женщина – нет.

Я открыл глаза.

Плохо. Я уже начинал бредить.

Она сидела рядом, обняв меня за плечи.

– Уходи, – сказал я, – ну пожалуйста. Ты ведь не какая-нибудь романтическая особа. Ты взрослая, ответственная, умная женщина. Ты должна взвешивать шансы и поступать соответственно. Еще пара километров, и ты попадешь в зону другого ретранслятора. Вызовешь помощь. Дождешься ее. И приведешь сюда. Хорошо?

– А… ты?

– Я подожду.

– Аргус…

Она наклонилась и положила руку ему на холку. Тяжелая голова ткнулась ей в ладонь.

– Он признал меня, – сказала она удивленно.

– Да, – я прислушивался, но вокруг было тихо. – Надо же!

– И мне кажется… мне кажется… Он как бы где-то рядом. Я не знаю, как сказать…

Я покосился на аргуса. Он дышал ровнее и больше не припадал на лапы. И там, где всегда десять лет подряд на краю сознания я ощущал его присутствие, сейчас была странная пустота.

Никогда не слышал, чтобы аргус поменял симбионта. Связка между человеком и аргусом считается неразрывной. До смерти. Это как сиамские близнецы. Умирает один – умирает и другой. Впрочем, аргусы, в отличие от собак, живут долго.

– Очень хорошо, – сказал я, – значит, ты можешь взять его с собой. А он видит силовые поля. Он выведет тебя к трассе. Там ретрансляторы на каждом шагу, буквально на каждом шагу. Ты вызовешь помощь и вернешься. Быстро. Пожалуйста, быстрее!

Она кивнула. Неуверенно взглянула на меня и поднялась. Аргус тоже поднялся. И прижался к ее ноге. Она обернулась уходя. Он – нет.

В общем-то я подложил ей свинью.

Она поймет это, когда обнаружит, что от аргуса ей не избавиться никогда. И когда почувствует косые взгляды, и никто не будет приглашать ее на вечеринки, и ни один мужчина больше никогда не рискнет обнять ее; потому что то, что будет чувствовать она, будет чувствовать и аргус… А людям это неприятно.

С другой стороны… Эта история наверняка вызовет скандал. Журналисты так и вцепятся в нее – на спокойной Земле так мало новостей. И общество, мучимое комплексом вины, будет к ней особенно внимательно.

И, конечно, она будет получать мою пенсию.

Она ведь моя жена.

А потом, сказал я себе, аргус заберет ее в какое-нибудь удивительное место, куда, оказывается, уходят все они, – вот почему никогда не собираются вместе ныряльщики и их поводыри… Нет, это уже из области бреда. Наверняка у меня сейчас температура за сорок. И эта пустота, расползающаяся внутри, – скоро она станет еще больше и пожрет меня.

Но какое-то время у меня еще оставалось.

Он легко ушел, подумал я, мне казалось, он привязан ко мне, как я к нему, но она была права – это чужое существо, нельзя угадать, что он чувствует на самом деле. Не было никакой привязанности, никакого доверия, ничего не было – только нерасторжимая связь, которую он все-таки сумел разорвать, уйдя по нити моей любви.