Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения - Наринэ Абгарян

Утренняя гроза оказалась совсем некстати – дядя Мотя очень хотел выспаться после вчерашнего утомительного дня. Но выспаться под такую природную истерику было просто невозможно – мало того что грохотало в небесах, так еще в городке было неспокойно – испуганно кукарекали петухи, кричала другая впечатлительная домашняя птица, орали коты и лаяли собаки. «В-в-в-в»! – выл всполошенный колючий ветер. «Клац-клац-клац», – стучались в окно тонкими ветвями испуганные яблони.

– Спать! – сделал себе внушение дядя Мотя, засунул голову под подушку и накинул сверху одеяло. Стало значительно тише. – Ну вот и славно, – обрадовавшись относительной тишине, он подтянул к себе ноги, поелозил по дивану боком, высунул из-под подушки нос, глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

– Союз не-ру-ши-мый респуб-лик свобод-ных, – неожиданно взвыло откуда-то из-под земли.

«Гр-р-ра-а-ахххх!» опрокинулся в небесах еще один шкаф с медной посудой.

– Сплоти-ла наве-ки Вели-кая Русь! – перешел в протяжный визг потусторонний вой.

Дядя Мотя сначала решил, что сошел с ума. Но потом быстро очухался и свесился вниз головой с дивана. Кругом было темно, хоть глаз выколи. Из кромешной темноты в лицо ему вырвался горячий призыв:

– Да здравст-вует соз-данный во-лей наро-дов…

– Мария, это ты чудишь? – попытался перекричать Манино остервенелое пение дядя Мотя.

– Единый, могучий Советский Союз! – с готовностью отозвалась Манька.

Прибежавшая Ба застала в гостиной дивную картину: на диване, вверх попой в желтых семейниках, возвышался дядя Мотя. Из-под дивана, в минуты грозовых раскатов срываясь в отчаянный визг, лился торжественный гимн.

– Деточка, ты только не волнуйся, – увещевал Мотя, тщетно пытаясь отцепить надрывающуюся в непостижимом певческом угаре Маньку от диванных ножек.

– Сквозь гро-зы сия-ло нам солн-це свобо-ды, – отбрыкивалась Манька.

– Да что же это такое! – причитал дядя Мотя.

– И Ле-нин вели-кий нам путь оза-рил!

Какое-то время Ба молча наблюдала выступающий из полумрака встопорщенный арьергард брата. Потом не вытерпела:

– Мотя, ну и чемодан ты себе отъел, – перекричала грозу, петухов и Манино пение она.

– Чего? – вынырнул из-под дивана дядя Мотя. – Доброе утро, Роза, с днем рождения тебя!

– Ты решил меня в такой завлекательной позе поздравить? Пушкой, так сказать, вперед?

– Какой пушкой? – не понял Мотя. – Роза, ради бога, что с ребенком?

«Гр-р-р-ра-а-а-а-ахххх!» протрубили небеса.

– Люди мира, на минуту встаньте! – выдала из-под дивана хоровое разноголосье Манька.

– Мотя, дорогой, – Ба присела на краешек дивана, вывернула подол ночнушки и от души высморкалась, – оставь девочку в покое, она грозы боится!

– А поет зачем?

– Не могу знать. Поет – и на том спасибо. Хорошо, что дом не разносит!

Мотя нервно сглотнул:

– Ну хорошо. А почему она ко мне петь прибежала?

– В грозовую погоду Манька предпочитает прятаться под диван в гостиной. Я ж не знала, что в апреле может грянуть такая свистопляска! Знала бы, постелила бы тебе в комнате Миши. А он бы на диване переночевал. Ему к выкрутасам дочери не привыкать.

Гроза бушевала часа два и утихомирилась только ближе к девяти утра. За это время дядя Миша успел уехать на работу, Мотя с Ба – позавтракать и настрогать тазик оливье, а Манька – охрипнуть от громогласного пения.

Когда погода успокоилась, Ба пришла вызволять изпод дивана внучку. Манька выдернула из ушей затычки, вручила бабушке и убежала к себе наверх. Надела новое платье, тщательно причесалась, обильно намочила и пришпилила боевой чубчик и, вся из себя торжественная, ссыпалась вниз по лестнице. Ввинтилась с разбега в живот бабушки.

– Ба, – прогудела оттуда, – я желаю тебе быть счастливой, и всегда радоваться, и чтобы ты была здоровая, и чтобы глаза всегда были румяные! С днем рождения тебя!

– Вот за румяные глаза отдельное спасибо.

– А это тебе подарок. – Манька вытащила из кармана крохотный сверток и вручила бабушке.

Ба развернула подарок. В свертке лежала простенькая стеклянная брошь.

– Ах! – всплеснула руками именинница и тотчас пришпилила к груди украшение. Брошь брызнула во все стороны фальшивым блеском желтых бус.

– Нравится?

– А то!

– Там еще другая была, красная, мы с Наркой долго спорили, кто какую возьмет. В общем, победила дружба. Я взяла желтую, как и хотела, а Нарка – красную.

– А Нарка какую брошь хотела взять? – полюбопытствовал дядя Мотя.

– Тоже желтую.

Взрослые прыснули.

– А как же тогда победила дружба, если Нарка взяла брошь, которую не хотела?

– Да какая разница? Ведь красную брошь она для Ба покупала, только это секрет. Ой!

– Ахаха-а-а-а!

– Не выдавайте меня, пожалуйста! А то Нарка обидится.

– Не будем!

– Обещаете?

– Обещаем.

– Вот спасибо!

К трем часам дня, вся расфуфыренная, явилась на торжество наша семья. Ну, кроме папы, конечно. Папа должен был приехать сразу после работы.

Первым делом, прямо с порога, мы исполнили «К сожаленью, день рожденья только раз в году». Дядя Мотя на нашу песню отреагировал странно – часто моргал и контуженно дергал головой.

Следом настала пора подарков.

– Вот это да-а-а-а! – Ба пришпилила рядом с желтой брошью красную. – Теперь я дважды медалистка. Одну медаль буду носить по четным дням, а другую – по нечетным.

Каринка преподнесла юбилярше натюрморт собственной работы, Гаянэ спела песенку. Сонечка упрямо сопела, но таки уступила нашим увещеваниям и прочла стишок Агнии Барто: «Это Масёнка пьяснуясь, с боку на бок повейнюйась».

Дядя Мотя на «Масёнку» отреагировал весьма предсказуемо – сорвался в тонкий визг. Мы даже удивляться не стали, потому что привыкли к такой странной реакции взрослых – они всегда всхлипывали по углам от Сонечкиного оригинального исполнения «Машеньки».

В конце торжественной церемонии, со словами: «Любимой Розе Иосифовне от всей нашей семьи», – мама вручила имениннице жемчужный комплект – кольцо и сережки. Ба долго ахала и отказывалась принимать дорогой подарок, а потом даже немного поплакала от счастья, потому что давно мечтала о таком комплекте.

А потом мы дружно занимались подготовкой к праздничному вечеру – пока взрослые раскладывали в гостиной большой стол, накрывали его крахмальной скатертью и расставляли приборы, дети сворачивали бумажные салфетки треугольником и протирали до блеска хрустальные бокалы. Вообще вели мы себя на удивление ответственно и совсем не шалили – никому не хотелось портить настроение Ба в ее законный юбилей. И даже Каринка вовсю старалась – притащила со второго этажа стулья и помогала маме аккуратно раскладывать по тарелкам закуску.