Моя грязная Калифорния - Джейсон Мосберг

— Я много раз общалась с отцом через стекло. Не уверена, что мне это что-то дало.

— Но и не знаешь, отняло ли. Ты ведь выросла хорошей девочкой.

— По-прежнему общающейся через стекло…

Плечи у Майка напрягаются. Тиф внезапно хочет видеть его дома и накуренного. Чтобы его плечи расслабились. Ни стресса, ни печали, ни забот, ни горестей.

— Все это время я желал, чтобы ты больше участвовала в делах сообщества, а теперь я хотел бы, чтобы ты не лезла в протесты. Если бы ты сидела дома и играла в видеоигры, нас бы с тобой тут не было. Гэри имел бы отца. И мне не пришлось бы самому о себе заботиться.

— Иди на хрен.

Майк откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. Когда он откидывается назад, она подается вперед, как будто они на качелях.

— Я скучаю по тебе. — Тиф борется со слезами.

Майк наклоняется к стеклу.

— Кстати, о заботе… кажется, у меня есть способ позаботиться о тебе.

Ну, началось.

— Я тут кое с кем познакомился. Белый чувак, работаем вместе на кухне. Ему тут несладко. Нуждается в защите, но не хочет присоединяться к банде «истинных арийцев». Надеется как-нибудь так продержаться свои четырнадцать месяцев и выйти без нацистских татуировок.

— И как ты собираешься его защищать?

— Я не про то, чтобы быть его телохранителем. Это… сложнее.

— Дальше?

— Этот парень, Филип, торговал картинами. Ворованными картинами для другого чувака.

— Погоди, что?

— Парень, с которым я работаю на кухне. Его зовут Филип. Филип — арт-брокер, торговал картинами. Работал с другим чуваком, Честером Монтгомери. Помог ему купить картины, которые тот продает в своей галерее на Бергамот-Стейшн. А еще он помог Честеру купить кучу нелегальных картин. Мы говорим о больших деньгах, поняла? Честера Монтгомери убили. А его загашник с художественной коллекцией, по словам Филипа, никто не нашел.

— Прекрати, Майк.

— «Прекрати, Майк»?

— Да. Извини, если, обжегшись на молоке, я дую на воду. Но я думала, после «Баркери» мы покончили с этим дерьмом. Ты хотел завязать со своими прожектами.

С того вечера одиннадцать лет назад, когда Тиф познакомилась с Майком на вечеринке в доме на Болдуин-Хиллз, Майк вечно затевал какой-нибудь план. Его планы появлялись и исчезали. Пересекались. Различались по уровню сложности. И по уровню законности. Из-за них Майк получил свои первые два тюремных срока. Они мешали Майку устроиться на нормальную работу. Он всегда был стопроцентно уверен в своем последнем проекте; вечно болтал про реалити-шоу о бизнесе; изображал из себя Шона Картера, говоря: «Я не бизнесмен, я — сам бизнес». Устраивался Майк только на краткосрочную (малооплачиваемую) работу, пару раз — на более долгий срок (если светила премия). А большую часть времени не мог принести домой даже консервированную ветчину, не говоря о беконе. Его последний проект, полгода назад, предполагал вложение тысячи долларов в бизнес по продаже собачьего корма под названием «Баркери» — вместе с группой парней они собирались купить фургон, парковать его возле собачьих площадок и продавать корм владельцам собак. Майк, не спросив Тиф, снял тысячу баксов с их общего счета. Один из его партнеров сбежал с деньгами еще до того, как они успели начать. Тиф пригрозила ему разводом, и Майк пообещал никогда не тратить более пятидесяти долларов, не спросив ее разрешения.

— Это не прожект.

— Ты родился прожектером. Все пытаешься сделать доллар из пятнадцати центов, вместо того чтобы сделать доллар из пятнадцати минут работы.

Майк потирает щетину на своем круглом лице.

— Это реальная ситуация. Филипу нужна защита. Я могу найти для него защиту. А взамен он поможет мне — то есть тебе — найти загашник с картинами. И тогда тебе не придется больше мыть чужие дома. Мы будем в порядке.

— Ты не учишься на своих ошибках. Ищешь приключений на свою задницу.

— Это грубо. И не шути про задницы, пока я здесь.

Тиф откидывается назад и скрещивает руки на груди.

— Я знал, что ты так это воспримешь. Поэтому я собираюсь познакомить тебя с Филипом.

— Парень с загашником картин?

— Что? Нет, это Честер. Честер убит. Филип — это парень, с которым я тут работаю и который думает, что знает, где тайник с картинами Честера.

— Мне не нужно слышать об этом дерьме еще и из чужих уст.

— Это реально! Я хочу позаботиться о тебе.

— Похоже, я должна буду бегать по твоим поручениям, разыскивая картины.

— Тифони, это по-настоящему. Поговори с Филипом.

Майк называл ее Тифони, когда хотел выглядеть серьезным. А он всегда пытался казаться серьезным, когда планировал очередное дело.

— Когда?

— Сегодня. Через несколько часов.

— У меня работа. Настоящая работа. Не охота за сокровищами.

* * *

«Клининг Ди» размещается в парадоксально грязном офисе в Дель Рей. Тиф приходит туда на пять минут раньше времени. Она набирает как можно больше часов работы. До рождения Гэри она работала кассиром в пиццерии на Креншоу. Владелец, Билл, был пожилым человеком с диабетом и начальной стадией сердечной недостаточности, поэтому Тиф начала расширять свою роль. Она взяла на себя инициативу раздавать листовки, делать купоны. Магазин стал зарабатывать больше денег, Тиф получила прибавку к зарплате, а Билл начал называть ее главой отдела маркетинга. Она осознала свою ценность и была в процессе переговоров о том, чтобы стать партнером, когда у Билла случился сердечный приступ. Он умер, и пиццерия закрылась. Это было за четыре недели до родов Тиф.

Несколько месяцев спустя Тиф попыталась вернуться к работе и искала вакансию менеджера или маркетолога в ресторане или магазине. Но на бумаге она значилась всего лишь кассиршей, а ее единственный рекомендатель был мертв. Через полгода рассылки резюме и собеседований Тиф начала работать в «Клининге Ди». Многие здешние работницы, все латиноамериканки, получают зарплату. Тиф же получает почасовую оплату и работает только на замене, когда в одной из обычных бригад не хватает человека.

Узкоплечая администраторша Глория одаряет Тиф зубастой улыбкой.

— Тифони! Я как раз собиралась тебе позвонить. Ты сегодня не понадобишься.

— Чего-чего?

— Долгая история. Вышла путаница с расписанием.

— Путаница?

— Ага…

— Можешь меня отправить с другой командой? Мне нужны часы.

— Мы поставим тебя на завтра. Или на четверг.

— Нет, мне нужно на день раньше, чем завтра.

— Не сердись на меня.

— Если бы я опоздала, — Тиф проверяет время в телефоне, — на четыре минуты, ты бы меня уволила. А сама отменяешь меня в последнюю секунду и даже не извиняешься.

— Я же сказала «извини». Вышла путаница.

— Я слышала только про путаницу.

Тиф сопротивляется желанию