Танкисты. "Мы погибали, сгорали..." - Артем Драбкин

«СУ-85» и «Т-34». На каждой самоходке привязана бочка с горючим, положены ящики со снарядами

Паровоз вез через Куйбышев, Пензу, Тулу, Брянск. Ночью нас поднял дежурный по эшелону в баню. Вагон-баня стоит, а из паровоза горячая вода. В бане вымылись, на Брянск посмотрели, но там одни кирпичики были – все в развалинах. Вот тогда мы поняли, что такое война. Только я не усек, как мы из Брянска проехали через границу, но только не через Брест и не через Львов ехали. Есть еще какая-то дорога в Польшу.

Экипаж «СУ-85»

Привезли нас поближе к Кюстрину. Наша 1-я танковая армия там стояла вместе с 8-й армией Чуйкова. Мы этого не знали, но на формировке замполиты немножко ввели в курс дела, где мы находимся. Наш полк ждал нас в г. Шлибус, ближе к Одеру, километров 50–60 в лесу. Разгрузились на станции Тост. Мы танки под деревья сразу загнали для маскировки. Привезли хлеб, колбасу, спирт на тыловой летучке. Вот праздник для офицеров был, мы-то еще салаги. Они же постарше, опытнее. Команду дали получить продукты. У нас были бачки четырехлитровые алюминиевые, как чемоданчик, для воды. С бачком пошли к машине получать все, там берут на карандаш экипажи и выдают продукты, наливают по 100 г спирта на человека. 4 человека – 400 г. Принесли, командир с механиком его с удовольствием выпили, а я – не-е-ет. Они говорят: надо привыкать, это полезно. Я попробовал глоток, задохнулся. Я отроду алкоголя не пивал и даже водки. А это же спирт! Надо было разбавлять, а они не разбавляют, запивают водой. Дело в том, что спирта в полку было много. Где-то в Польше майор Клабуков, вятский уроженец, зампотылу командира полка, нашел на станции цистерну спирта. Эту цистерну они выкачали в бочки и отправили на запасной склад полка вместе с горючим.

Ремонт «T-34-85» в полевых условиях. Будапешт, 1944 год

Поужинали, привели машины в порядок. Ночью выехали, фары не зажигали. Командир танка сидит на крыле, фонариком освещает дорогу механику. Тогда в войну я не днем, а ночью на марше все был. Приехали в место формирования полка; в лесу земляночки сделаны, для штаба полка домик, возле которого кухня, пристроена баня полевая. Землянки подразделений в одном месте, а танки в лесу стояли. Сверху, с самолета, ничего не найдешь. Последняя машина с двумя соснами заметала следы, так как с воздуха следы гусениц хорошо видно. Здесь мы и сидели до 16 апреля. Провели сколачивание: старые экипажи были, а из нас командир полка выбирал, кто куда годен.

В Берлинской операции полк шел сначала во втором эшелоне. Одер форсировали не под огнем. Замполит провел митинг как положено, командующий армией Катуков приехал. Он говорил: «Я Москву оборонял, у меня было 70 танков. Сегодня под моим командованием 700 танков». Так и есть: 3 корпуса, в корпусе по три бригады средних танков. В каждой бригаде 65 танков, вот и считайте. Еще приданные тяжелые танковые полки и 64-я отдельная бригада, еще 65 танков. Сила какая!

Мы шли за танками «Т-34». На Зееловских высотах наша рота попала как раз к железной дороге, где стоял бронепоезд. По радио командиру роты передали, он – командирам танков: бронепоезд туда-то повернул, бить по нему. Мы этот бронепоезд доконали, и танки прошли. Потом вышли на чистое место, там пошли населенные пункты. «Тридцатьчетверки» – вперед, а мы чуть сзади. Танкисты на «тридцатьчетверках» поняли, что немцы боятся наших тяжелых танков, и стали приспосабливаться: на пушку крепили ведро – вроде дульный тормоз.

К самому Берлину уже маршем шли, перед самим городом танки отдали в штурмовые группы. Такая группа состояла из роты пехоты, взвода саперов, роты танков – в каждый стрелковый взвод 2 танка. Танки шли по краям улиц, возле стен. Танк идет впереди; если кто-то по нему огонь открывает, то он из пушки или из пулемета давит. Пехота зачищает дома, саперы в основном мины высматривают. Один раз пришлось стрелять по закопанному на перекрестке танку. Пехота подвалы прочистила, значит, танку можно двигаться. Так и тянули по городу, каждый квартал. Мы дошли до имперской канцелярии, нас остановили. Дальше стрелять уже нельзя стало: снаряды могли попасть по своим войскам, все ведь шли к Рейхстагу. 2 мая полк уже остановился.

Настает 25-е число – пятый день после ранения. Я уже хожу по улице. Смотрю: машина нашей рембазы. Фельдшер и командир ремонтной роты сдружились (после войны они поженились), а тут ее ранило, и водитель привез ей гостинцев – сгущенки, шоколад. Я говорю водителю: «Без меня не уезжать. Я сейчас». Поднимаюсь наверх в палату: «Ребята, я уезжаю в бригаду, хочет кто поехать?» Желающих не нашлось. Нам сказали, до июля месяца мы будем гарантированно лежать. Чего нарываться? Хватит уже – все уже навоевались. Я в кабину. Часа через три, я с костылем уже был на северной окраине Берлина. Начальник штаба бригады увидел: «Ты что?! Весь в бинтах!» – «Все нормально». – «Иди в медсанвзвод, будешь пока находиться там». – «Есть!» Здесь как раз бронетранспортер с саперами. Я туда. А тут танки навстречу. На первом командир батальона майор Ярцев: «О! Костя!» Я на танк. И пошла война по улицам – танки поддерживают пехоту, простреливая улицу. Пехота продвигается, занимает перекресток. Танки подтягиваются – пушка влево, пушка вправо. Держат перекресток и, если надо, отражают контратаку. Карт никаких нет. Заплутать можно запросто. Наступление продолжалось и днем и ночью. И ночью мы один раз действительно плутаем – ориентироваться тяжело. Все горит.

К 28-му мы вышли к тюрьме Моабит. На территории тюрьмы заехала моя штабная машина. По Моабит-штрассе подошли к мосту Мольтке и 30 апреля захватили его. Мы все это время действовали со 150-й дивизией. Генерала Шатилова мы мало, но видели, а командира 756-го полка Зинченко, который тоже с костылем ходил, как я, видел каждый день, совместно взяли этот мост и дальше продвигались сюда.

«T-34-85» движется через лес. Карельский фронт

Наш второй батальон вывели во второй эшелон, заменив первым. Ведь как было организовано? Один полдня воюет, а второй обеспечивает – охрану тылов несет. Потом меняются. Когда перешли во второй эшелон, я мотнулся в медсанбат на перевязку. Выхожу из здания, где медсанвзвод располагался, – стоит танк лейтенанта Нуянзина. Сел на танк и поехал. Приехали к мосту. На мост нас не пускают, поскольку в нем справа большая дыра и он пошатывался. Пропускаем артиллерию, повозки, кухни, пехоту. А мы пока ждем и стоим теперь уже первым эшелоном. Батальон почти в полном составе – потери в городе были небольшие. Ждем. Я слез с машины, смотрю, из нее вылезает радистка, на ней фильдеперсовые чулки, туфли на высоком каблуке, шерстяная юбочка, набивная голубая кофточка, платочек и сверху танкошлем. Говорю: «Ты что как кукла разоделась?!» – «Товарищ старший лейтенант, мы же в парк едем, а ведь там танцы и публика нарядная – конец войны. Так пусть я первой там буду!» Эх, знала бы она, что через полчаса окажется обгоревшим трупиком размером вот с этот стол, за которым мы сидим…