Мужья и жены Одиночества - Вера Авалиани

— Тогда поехали с бабушкой познакомимся, — предложил Ромео.

— Не забудь соврать, что мы год знакомы.

— Это само собой. — Сказал Ромео. И они вошли в квартиру на Сретенке — однокомнатную, но с большой кухней и очень красиво обставленную, будто игрушечный кукольный домик. И бабушка тоже оказалась молодой и красивой — внучка вся в нее.

И только когда молодые допили чай, она пошла в магазин. А они сели на диван и целовались до ее прихода, не разжимая объятий и не желая большего. Головы кружились у обоих, во рту было сладко. В какой-то момент у Саши из глаз покатились слезы — тоже сладкие на вкус.

— Ты что? — забеспокоился Ромео.

Саша сказала голосом, таким низким и хриплым:

— Я столько ждала Ромео. Но никогда не думала, что встречу именно Ромео.

— А мне всегда нравилось имя Александр, как Македонский.

— Ты случаем не гей, рассмеялась Александра, чтобы сбить какой-то странный для нее слащавый настрой.

— Нет. Просто Александр — значит победитель по гречески. А ты победительница, только и всего. Берешь в плен без боя.

— Разве может брать кого-то в плен вешалка для платьев? Я ведь и есть то, что на мое тело наденут дизайнеры — их образ. Каждый раз другой. Я тело-манекен.

— Нет, ты вообще другая, ты …бестелесная. Знаешь, как на картинах Густава Климта: божественное, сияющее лицо, а платье и тело — будто выжатый тюбик, из которого лицо выдавили. Из яркого тюбика выдавили твою изящную головку с радугой мыслей.

— А ведь ты прав на счет художника Климта! — Саша пропустила комплимент себе, озаренная идеей. — Он ведь в своем стиле как раз и сплющил тела в одежде, сделав большую часть картин двухмерными, оставив объемными лишь лица. А в моде все делают наоборот. Топ-дизайнеры таперь нам частенько лица закрывают масками или замазывают их как номера у краденной машины, чтобы наши лица не отвлекали от красоты их творений. — В последних ее словах читалась обдуманная обида.

— Не пугай меня своим умом, — усмехнулся Ромео. — У меня мама такая, я привык. — Он улыбнулся лучшей своей улыбкой. Но не заученно, а нечаянно. — Твое лицо — творение себя самой, твоего прошлого, твоих мыслей. Солнце краской не замажешь.

Саша рассмеялась заливисто. Раскатисто. На нее все обернулись в очереди. И, увидев, поняли, что именно ее и выберут сейчас, а все остальные на кастинг пришли зря.

Глава седьмая

Лето было жарким, такие выдаются не часто. И редкие дождики только создавали тот волнующий запах намокших сухих тополиных листьев во дворах и на асфальте, который Михаил обозначил, как фирменный для Москвы. Он заметил его не сразу, но с тех пор всегда жадно втягивал носом неповторимый в каждом городе запах первых капель летнего ливня.

Он шел на работу после бессонной ночи уже в который раз. Эта неуемная подруга, которой поделился с ним компьютерщик, скачавший программу, выжимала из него все соки. Ее ошалевшие от ласк глаза, ее гневные выкрики. Ее кожа, темная, покрытая бисером пота… Она никогда не направлял экран ноутбука на то место, которое массировала. Но когда она заталкивала туда огурец или бутон цветка, все ее новые ощущения отражались на лице и в голосе, воркующем, вибрирующем на низких нотах. А вот он свой пенис демонстрировал ей — ее стоны от восторга делали его еще больше.

У него развивалась какая-то зависимость от нее, хотя удовольствие себе доставлял он сам. А она только ласкала себя и стонала. Он устал, ему днем не нравилось то, что он ведет какую-то неестественную жизнь, что он какой-то извращенец. И он даже один раз удалил программу. Но потом снова прибежал в Диме с просьбой вернуть программу и отдал деньги за аренду подруги.

Сам Дима сказал, что его эта Киска отвергла, и они теперь лобызаются через монитор и прижимаются друг к другу на нем выпуклыми частями тела с некой скандинавкой с большой, тяжелой и очень белой грудью и узкими, злыми губами. Голос у нее странный. Какой-то напоминающий скрежет железа об железо. И она выкрикивает ему команды, а он их выполняет.

— Другая всегда лучше прежней, — заявил парень уверенно, когда Михаил попроси сравнить черную и белую любовницу.

— Ну, тогда, когда вернусь из отпуска, поделишься своей белой коровой с выменем?

— А ты куда-то собрался, — удивился Дима искренне. Ему было достаточно всего на мониторе.

В принципе, Миша его теперь очень даже понимал. Но ведь он обещал Майклу, что присоединится к группе, уезжающей учиться тантрической любви. Из мужчин в ней так и осталось пока их двое, зато женщин разных весовых и возрастных категорий уже набралось восемь. То есть, надо было уже отправляться в путь — Нил забронировал всем гостиницы и организовал педагогов — красивую пару: он — индиец, она — из Каталонии. Люди слишком спокойные, как показалось Михаилу, когда Майкл показал ему на экране их показательный секс. Но… В конце концов надо как-то выпутываться из виртуальной паутины?

Он пару раз видел во дворе жену дворника и даже пытался заглянуть ей в глаза особым взглядом. Но у нее была какая-то фанатичная приверженность мужу — страх его потерять и оказаться на улице. Дворник не оставлял свою красотку одну вообще. Так что выбора не оставалось — пора нащупать новые пути решения сексуальных проблем. Причем, нащупать в полном смысле слова, если верить промо-видео Тантры. Оглаживать, надавливать и выкручивать, а не хватать и подминать как он привык. Впрочем, изучить такие движения пригодится для секса с черно-белой красотой на экране. На себе показывать будет подруге, где ее ласкает.

Как — то незаметно наступила ночь вылета в Дели. Именно ночь. И все, кто собрался в группу вокруг Майкла были слегка замученными. И в беспощадном белом свете зала ожидание аэропорта казались потасканными и неухоженными. Но путь им предстоял на Гоа, а там океан. И, буде надеяться, солнце и соленая вода скрасят тела и обтешут.

Пока желания оказаться рядом с кем-то из дам, которым почти всем за тридцать, а то и за сорок, у Миши не возникло. Как, судя по всему и у Майкла, поскольку тот решил сесть рядом с Михаилом в самолет, а не с кем-то из женщин группы.

— Ничего, ничего — заклинал он сам себя и Михаила. Когда они уселись в самолетные кресла. — Наша восточная дама сердца была еще хуже внешне— но смогли же! Тем более что летим на неделю всего.

Настроение было подавленное.