Зиккурат - Юрий Максимов

Энмеркар торопливо шел и почти не смотрел по сторонам. Он часто возвращался на закате, но после захода Уту – всего один раз, отец тогда сильно рассердился. Но теперь, после жуткого известия, услышанного от Мелуххе, это казалось не столь важным. Страхи, ужасы, опасения, холод в груди, слабость в руках – все переплавилось в одну всепоглощающую печаль, тоскливое и ноющее чувство. Как ветер сквозь щели дома, оно проникало в душу, заражая той же опустошенностью, которая наступает, когда гаснет последняя свеча и опускается тьма, когда могильная плита закрывает родное лицо, или бушующее пламя вылизывает дом на глазах обитателей… Картины… Видения… Лица…

Спящий Магану. Восторженный Мелуххе. Заплаканная Нинли. Леденящий взгляд Главного Контактера. Недовольное лицо учителя. Вымученная улыбка отца. Гарза. Кто-то должен будет пойти в этот раз и черная тень его ухода ляжет на всех оставшихся…

Энмеркар вошел в украшенные изображениями львиноголового орла, змей и драконов врата и спустился в коридор этой части города, части вельмож. Здесь царило оживление: скорее полные, чем худые мужчины под руку чаще с другом, чем с подругой, прохаживались вдоль по коридору, шумно смеясь и громко разговаривая, церемонно раскланиваясь со встречными – они направлялись либо в гости, либо в места особых увеселений. Дальше по коридору таких мест было изрядно. Но Энмеркара это не интересовало.

Он остановился перед родной дверью дома – ее сложно спутать с другими; не так много в городе найдется входов с чистыми косяками, без статуэток и изображений. Почувствовав угрызения совести, Энмеркар покачал головой и решительно ступил сквозь дверь.

Отец был дома, но совсем не ругал его в этот раз за опоздание. В просторной и светлой трапезной рабы – молчаливые тени – поставили сосуды с вечерней пищей и бесшумно удалились. Вымыв по очереди руки, отец и сын сели за старый массивный стол, друг напротив друга. Черные резные спинки седалищ возвышались над ними. Энмеркар за все годы, что себя помнил, никак не мог привыкнуть к огромной длине древнего, невоздушного стола и размерам самой трапезной: казалось, все здесь с укором указывает, что за ужином должно присутствовать гораздо большее количество людей.

Но они с отцом после ухода матери жили вдвоем. Кроме молчаливого Нарам-суэна гости редко наведывались к ним, так что приходилось мириться и с укором, и с собственным чувством неуютности в огромном, залитом светом помещении за длинным столом дварской работы.

Отец ел молча, почти не глядя в сторону сына. Сначала Энмеркар подумал, что тот сердится, но приглядевшись, понял, что он думает о чем-то своем. Наконец отец поднял взгляд и спросил:

– Как Магану?

– Еще спит. Пришельцы отдали это?

– Пока нет. Идут торги с самым главным из них. Он берет то, что нужно ему от нас. Завтра мы непременно получим то, что нужно нам от них. Может, это успеет помочь твоему другу.

– А что пришельцу нужно от нас?

Отец пожал плечами, отламывая кусок ячменной лепешки.

– Всякая ерунда. Но для него, видимо, это представляет интерес. Возможно, то, что так нужно нам, кажется ерундой для них.

Энмеркар отставил опорожненную кружку из-под броженого молока и настойчиво поймал взгляд отца:

– Я слышал, что завтра назначена Гарза. Это правда?

Отец вздрогнул и встревоженно посмотрел на него, опустив руку с недоеденным куском лепешки. Несколько крошек сорвались и застыли на темной, блестящей поверхности стола. Помолчав, отец ответил:

– Да.

– Кто… избран на этот раз?

Что-то страшное случилось с лицом отца при этих словах. Взгляд вспыхнул, и вдруг исчезли, сгорая, завесы невозмутимости, обнажая то, что скрывалось за ними. Глаза отца, самые любимые глаза в мире… Они стали глазами человека, готового каждую минуту надломиться под придавившим его непосильным грузом. Энмеркар дернулся, пораженный. Внутри что-то подпрыгнуло, сдавило… Жаром, ознобом и дрожью ударило по нутру… «Неужели… отец? Отец?! Нет…» – Он не отрывался от родительского взгляда и с каждым мгновением на него накатывало сильнее: – Нет, это… это…»

Сердце оборвалось, когда понимание пришло к нему. Захотелось кричать, но непослушные губы еле слышно выпустили:

– Я???

Отец не ответил устами. За него ответили глаза.

– Я… – теперь уже утвердительно прошептал Энмеркар и опустил голову, взгляд упал на стол, тарелку с рыбьими костяными хвостами, блюдце с финиками, горку косточек, чашку меда, желтые крошки, белые капли молока на темной полированной поверхности… Почему-то все стало сглаживаться, терять очертания, глаза почувствовали влагу… Энмеркар тряхнул головой.

– Что ж… – сказал он, пытаясь сдержать дрожь в голосе, – по крайней мере я уйду с чистой волей…

Отец, рывком перегнувшись через стол, схватил его за руку и сильно сжал, заставляя поднять голову и встретиться взглядом:

– Этого не будет, слышишь, Энмеркар? – выдохнул он, сжимая руку сына. – Завтра он даст нам то, что прекратит уходы навсегда. И ты, и Магану, и все мы наконец освободимся от кошмара. Ты не пойдешь на Гарзу, сын мой!

– Папа! – Энмеркар почувствовал себя ужасно старым, словно даже старше отца. – А что, если это действует не сразу? Или не на всех? Ты же сам говорил, что не знаешь точно…

Под его взглядом отец сел обратно, не выпуская, однако, руки.

– Даже если так, я все равно тебя не отдам, – твердо пообещал он. – Я найду другой способ.

– Спасибо, папа. – Энмеркар через силу улыбнулся. – Я буду надеяться. Не вини себя, если не получится. Я ведь знаю, что это невозможно.

Отец попытался улыбнуться в ответ. Глаза его прояснились и это немного поддержало Энмеркара.

– Верь и надейся, сын мой, никому не дано заглянуть в глубины судеб… Мир больше и таинственне, чем мы себе представляем.

* * *

– То, что нас интересует, содержится не в том, что вы привезли на корабле. Оно в самом тебе. Ты хитрый. Хотел спрятаться. Действовать через рабов. – Кудур-мабук кивнул на выстроившийся в шеренгу личный состав «Аркса». – Но мы вывели тебя к нам через них и показали, что нас не проведешь. Ты видишь, мы через анаким можем сделать что угодно с любым членом вашей команды. Вот, краснолицего, например, сейчас вырвет.

Кудур-мабук указал рукой, я невольно обернулся и увидел, как спокойно-отрешенное лицо Тези Ябубу исказилось спазматическими судорогами и извергло желто-бурую массу прямо на парадный костюм.

– Анаким могут сделать что угодно с любым из вас. Кроме тебя. Они говорят, что не могут к тебе прикоснуться. Как тебе удается? Все, что вы везете, – не более чем побрякушки. Еще до вашего подлета мы все просмотрели. Немногое, имеющее ценность, забрали. Но ЭТО мы забрать не можем. Это можно только дать. Я понимаю, что это и есть настоящий товар, который вы привезли. Такое мы видим впервые. Мы заплатили тебе хорошую цену, рассказав то, что тебя интересовало. Теперь ты не можешь не продать нам ваш секрет.