Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости - Люси Уорсли

В полной уверенности, что мелодия песни о произошедшем в 1828 году убийстве окажется для меня совершенно новой, я хотела перенять ее у изучающей народную музыку Вик Гэммон и изумилась, убедившись, что прекрасно ее знаю. Оказывается, один из самых популярных мотивов, на которые исполняли эту балладу, включен в фантазию на народные темы Ральфа Воан-Уильямса «Пять вариаций для арфы и струнного оркестра». Знаменитый композитор, страстный собиратель народных песен и баллад, колесил по стране в поисках старинных мелодий, и в 1939 году его фантазия на темы народных песен, написанная по заказу Британского совета, была впервые исполнена в нью-йоркском Карнеги-Холле. Самая известная из мелодий, воспевавших Марию Мартен, вновь прозвучала спустя сотню лет и за три с половиной тысячи миль от Полстеда и Красного амбара.

Тексты баллад типа «Убийства Марии Мартен» тысячами слетали с озабоченно гудящих типографских станков в лондонском районе Севен-Дайлз, центре изготовления дешевой печатной продукции. В них было много общего: нередко, например, зачином баллады служило слово «придите», которым исполнитель заявлял о себе и собирал вокруг себя слушателей. Так начинается и баллада «Мария Мартен»:

Придите те, чья жизнь течет

Без мысли и в грехах!

Пускай уроком станут вам

Печаль моя и страх.

А завершается она традиционным скорбным прощанием, с которым убийца обращается к миру:

Прощайте, милые друзья,

Жизнь кончена моя.

Все ближе мой последний час,

И ждет меня петля.

А ты, юнец беспечный,

Что мимо держишь путь,

Вздохнув о злой моей судьбе,

Беднягу не забудь!

Самый ужас убийства становится источником наслаждения для публики, смакующей детали: «Свершил злодейство изувер, и тело спрятал он, скончавшаяся в муках в земле вкушает сон!» Но не только развлечению послужила эта песня, бывшая в 1828 году у всех на устах. Она выполняла и важную социальную функцию, неся в себе серьезный нравственный посыл: отрезвляя пылких юнцов, она призывала их не поддаваться искушениям, диктуемым примитивными и низкими инстинктами.

*

Сувенирами стали не только слова и музыка баллады — столь же доступны для каждого, имеющего деньги, были красочные и дешевые стаффордширские керамические фигурки, представлявшие персонажей драмы и злополучный амбар. Фигурками этими украшали каминные полки. Керамические Мария Мартен и Уильям Кордер обычно изображались на заре их отношений, еще влюбленные, держащиеся за руки, или на свидании в амбаре. В этих трогательных сценках счастливой любви таилось и другое значение — надвигающейся угрозы и смерти, — но чтобы его уловить, нужно было иметь представление об этой истории. (Зная, чем все закончится, так и хочется крикнуть: «Мария, беги!») Для тех же, кто пребывал в неведении, этот скрытый смысл оставался недоступным, и тогда фигурки, по-видимому, служили лишь поводом для общения и дружеской беседы.

Подобные керамические фигурки, несколько странные на современный взгляд, отражали важный тренд викторианской культурной жизни: окончательное крушение мифа о том, что искусство не для рабочего люда. В XVII веке украшать свой дом картинами и скульптурами могли позволить себе только самые богатые люди. Одним из важных новшеств XVIII века стало постепенное проникновение в дома декоративных предметов. Когда с ростом промышленного производства у гораздо большего числа людей появились свободные деньги, чтобы украсить свой дом коврами, драпировками и статуэтками, возникло георгианское понятие вкуса. Представителям среднего класса полагалось украсить дом не просто богато, но и демонстрируя свое знание Античности, истории и тенденций современной моды.

Впрочем, рабочим слоям в Георгианскую эпоху все еще недоставало денег, чтобы приобретать для своих гостиных что-то помимо вещей самых необходимых и функциональных. Постепенно появлявшаяся у рабочих возможность украсить свой дом предметами чисто декоративного назначения, впервые проявив вкусовые предпочтения и тем самым выразив свою индивидуальность, стала в XIX веке одной из важнейших и бросавшихся в глаза перемен.

Каминные полки заполнились предметами пусть даже дешевыми и безвкусными, но, несомненно, отражавшими личность владельца. К числу таких предметов принадлежали и керамические фигурки. Выбирались они с единственной целью — радовать глаз владельца, отражая его взгляды на жизнь. Фигурки служили темой разговоров с гостями, так как изображенные персонажи, и знаменитые убийцы в том числе, были повсеместно узнаваемы и принадлежали миру развлечения, такому интригующему и притягательному, лежащему за гранью повседневной рутины.

Но куда более редкими и ценными, чем фаянсовые и керамические статуэтки, считались безделушки, сделанные из древесины Красного амбара. Стены амбара разобрали, а доски распродали. В местной газете сообщали о человеке, «шедшем по Полстеду с целой связкой досок от Красного амбара… Он собирался отвезти свою добычу в Лондон и наделать из нее сувениров на продажу». Один из таких сувениров — нюхательная табакерка в форме башмачка — и поныне хранится в музее Мойзес-Холл в Бери-Сент-Эдмундсе. Надгробие Марии постигла участь Красного амбара: его не существует, потому что туристы отколупывали от него кусочки на память.

Газетная иллюстрация с изображением Красного амбара, нижние доски которого вынуты и проданы на сувениры

Еще выше ценились предметы, непосредственно связанные с преступлением, — единственные в своем роде, каких больше ни у кого нет. В эту категорию, возможно, вошел и фонарь, ныне также хранящийся в музее. Его, как утверждают, держал в руках отец Марии, когда обнаружил ее тело. Алекс Макуэртер, смотритель музея, сомневается, что это и вправду тот самый фонарь, которым пользовался мистер Мартен, но эта деталь убедительно свидетельствует, как ловко удается извлечь выгоду из всего, так или иначе связанного с достопамятным убийством. Еще более сильное впечатление производит на посетителей музея подлинный пистолет, из которого Кордер и произвел роковой выстрел.

Наибольшую ценность представляли предметы самого устрашающего свойства — изготовленные из тела убийцы. Одним из самых эффектных и впечатляющих экспонатов музея Мойзес-Холл считается знаменитая «кожаная книга». Этот фолиант, написанный журналистом The Times, посвящен жизни и смерти Уильяма Кордера. Выглядит он как обычная книга, но, раскрыв ее и прочитав примечание на обороте переплета, вы узнаете, что кожаный переплет книги — это «кожа убийцы», снятая с трупа и выделанная и выкрашенная одним из мастеров сразу же после прилюдно проведенного вскрытия.

Кроме того, существовала и настоящая голова Кордера, каким-то образом попавшая в руки шоуменов и превратившаяся в неиссякаемый источник развлечения и прибыли. Выставленная в Лондоне вскоре после процесса на двухнедельной Варфоломеевской ярмарке, она принесла владельцу павильона сто фунтов, вдвое больше годового жалованья обычного торговца или клерка. Демонстрация за деньги человеческих останков не была никому в диковинку: когда в 1856 году в полиции велись споры, следует ли выдавать родственникам трупы осужденных преступников, один из инспекторов сказал: «Боюсь, не подтолкнет ли это родственников к тому, чтобы ради выгоды выставлять труп напоказ».