Как моя жена изменяла мне - Игорь Соколов

Ее влажные чресла готовы были уже принять его в себя, когда Эскин вдруг услышал громкий хохот сзади себя и оглянулся.

– Давай, давай, дружок, трахни ее! – смеялась в дверном окошке самодовольная рожа санитара.

– Пусть издевается себе на здоровье, – шепнула ему на ухо Амазонка, уже прильнувшая к нему, и Эскин неожиданно почувствовал, как поддается чарам этой безумной женщины, и как она быстро завладевает всем его телом.

– Ну, право же, живем ведь только разок! – улыбнулась она и поцеловала Эскина в губы, и с Эскиным сразу же произошло чудо, он почувствовал, как извергается его душа в нее, и потрясенный, он застонал от наслаждения. Потом они лежали на кровати и молча обнимали друг друга.

– Между прочим, она нам здесь всю больницу перепортила, ну, то есть перетрахала, – послышался из окошка вкрадчивый шепот санитара.

Было очевидно, что он теперь стыдился показывать им свою рожу в окошке.

– Ах, если бы это длилося вечно, – прошептала Амазонка, словно не замечая, или не слыша голоса санитара, и Эскин вдруг почувствовал, что тоже ничего не слышит кроме ее чудного голосочка, – ты словно выстрелом стрелы пронзил меня, и я теперь вся кровью истекаю!

Эскин как завороженный слушал ее и со сладкой мукой прижимался щекой к ее теплой груди.

Через час в комнату зашли двое санитаров, которые повели Эскина обратно к доктору. Эскин отбивался и плакал, он пытался защитить свою Амазонку и навсегда остаться с ней, но санитары его не слушали и упрямо заламывали ему руки. Амазонка тоже кричала и плакала, будто она была матерью Эскина, которого отняли от ее груди.

– Он даже не попил моего молочка! – кричала она, кусая за руки санитаров, но те ловко выталкивали за собой упирающегося Эскина, отталкивая от себя Амазонку ногами.

– Ну-с, и что вы теперь мне скажете? – хитро улыбнулся Эскину доктор.

– Я не хочу жить, доктор, – честно признался Эскин.

– В планы моего лечения это не входит, – усмехнулся доктор и неожиданно плюнул Эскину в лицо.

– За что?! – удивился Эскин.

– За то, за что и вы! – доктор протянул удивленному Эскину фотографию, на которой Эскин плевал в лицо доктору.

– Вы забываете доктор, что я это не я, – сказал Эскин, – и таких, как я, очень много!

Доктор глубоко задумался, жонглируя на конце указательного пальца собственными очками.

– А вы не поблагодарили Всевышнего за то, что он позволил вам глядеть на мир через очки?! – с улыбкой спросил его Эскин.

– Видите ли, Эскин, – доктор опять надел на себя очки, – я вижу, что вы вполне нормальный человек. Я понимаю, что вы устали от своих женщин и хотите свободы! Однако я вижу, что вы даже не в силах сбежать от них, из-за чего действительно хандрите!

– Доктор, вы очень умный, – Эскин действительно с восхищением поглядел на доктора, – умный и башковитый!

– Однако, – продолжил свою речь доктор, – я вас умышленно познакомил с Амазонкой, с женщиной, от которой все мужчины сходят с ума! Можно сказать, даже заражаются ее безумием!

– А вы, доктор, между делом не заражались? – хихикнул Эскин, плутовато взглянув на доктора.

– Гоню я разум сквозь безумье,

Владею силой страшной воли,

Во мне давно мужчина умер,

Не вспоминайте моей боли! – заговорил вдруг стихами доктор.

– Зачем же вы другим ее даете?! – прошептал с заметным волнением Эскин.

– А без мужчин она умрет, закостенеет,

Как дерево засохнет без полива!

Быть может, даже больше поглупеет,

Попробуйте спеть песню без мотива!

– Вы, доктор, Фрейд, нет, даже больше, вы – волшебник, – Эскин с нескрываемым восторгом глядел на доктора, постоянно расстегивая и снова застегивая верхнюю пуговицу своего костюма.

– И поэтому, Эскин, я предлагаю вам прекрасный компромисс: вы убедите своих баб в необходимости лечения, а я на час, на два дам вам Амазонку, я же очень понимаю, что для вас она лекарство!

– А если вы ее мне отдадите насовсем?! – тяжело вздохнул Эскин.

– Она больная, Эскин, и сидит по приговору!

Хлыстом забила мужа год назад!

Теперь находится под строгим наблюдением!

Но кому нужно – я ее даю!

И даже хлыстик сделал ей для развлеченья,

Но тоненький совсем, не для умерщвленья!

– Эх, доктор, доктор, вы ж еще и сутенер! – Эскин уже разочарованно глядел на доктора, который опять стал жонглировать собственными очками на указательном пальце.

– Как будет вам угодно, Эскин,

Всяк ищет только выгоду свою,

А должность, положение и место

Всего лишь ключ к заветному замку! – снова заговорил стихами доктор, ловко закинув на переносицу очки с указательного пальца.

– В общем-то, я согласен, доктор, – тяжело вздохнул Эскин, – я теперь без Амазонки не могу! Мне без нее, если только повеситься!

– Ну, ну, дорогой, – засмеялся доктор, – зачем вы уж так! Она всякий раз готова будет к вашим услугам!

– А я думал, что она в меня влюбилась?! – удивился Эскин.

– Ну, что вы, право, как маленький, – еще громче рассмеялся доктор и по отечески обнял Эскина, – эх, малышок-голышок, не пора ли на горшок?

Жена с ее сестрой были очень удивлены. С тех пор, как они забрали Эскина из больницы, он упрямо и настойчиво просил их отвезти его снова на лечение.

– Вы просто не понимаете, что это за врач! – кричал Эскин, заламывая руки у себя над головой. – Это не врач, а гений психической науки! Я без его лечения просто заживо загнусь!

– Да, ты же вроде нормальненький! – возражали жена с сестрой.

– Ага! Такой нормальненький, что скоро рычать начну! – смеялся Эскин, тут же переходя на звериный рев и вставая на четвереньки.

– Слушай, после этого лечения он еще хуже стал, – шептала жена на ухо своей сестре.

– А может, его опять свозить, – испуганно шептала сестра, глядя, как Эскин подполз на четвереньках к окну и зубами сорвал штору, издав опять мощный рев.

– Ну, что ж, давай, попробуем! Попытка, как говорится, не пытка! – тяжело вздохнула жена. – Успокойся, Эскин, мы решили тебя снова свозить на лечение!

– Правда?! – улыбнулся Эскин, и, встав на четвереньки, как ребенок захлопал от счастья в ладоши.

– Правда! Правда! Только угомонись! – посоветовала ему сестра жены, а жена подошла сзади и два раза ударила Эскина по заднице ремнем, чтобы он не шалил, но Эскин даже не обиделся, а поблагодарил ее за науку, пообещав в дальнейшем вести себя более благоразумно.