Casual - Оксана Робски

— Пожалуйста, — я пожала плечами, — хоть виндийском.

Лена скинула простыню и пошла в парилку.

— Кому массаж? — бодро спросила Галя.

— Мне мыльный! — Я легла на массажный стол.

— Не знаю, чего она? — Катя зашла в парилку вследза подругой. — Я бы еще и вазочки с ковриками прихватила.

Галя водила по моему телу губкой, и она была такая мягкая,словно вся состояла из мыльных пузырей. Я растворилась в блаженстве и не сразузаметила, что приехала Вероника.

Она улеглась в шезлонг прямо в джинсах и солнцезащитныхочках и засунула в рот сигарету. Я молчала, удивленно на нее глядя.

Наконец я не выдержала:

— Ты что такая загадочная?

Распахнулась стеклянная дверь парилки, выпуская пар сароматом бергамотового масла, и блестящие от пота девочки бросились в холоднуюкупель.

— Не вздумай курить! — крикнула Лена междунырками.

— День здоровья! — провозгласила Катя, жаднохватая воздух.

— Что ты не раздеваешься? — подошла я кВеронике. — Тебе в очках не темно?

У нее был синяк. Отвратительный фиолетовый кровоподтек подлевым глазом.

Лена подбежала к нам, на ходу вытираясь.

— Игорь? — насупилась Катя.

Слезы катились по щекам Вероники, словно где-то сломалсякран. Она не моргала, не размазывала их рукой по лицу, она не обращала на нихвнимания, словно слезы были сами по себе, а Вероника — сама по себе.

— Вот сволочь, — сказала я.

Вероника кивнула.

— Подонок, — прокомментировала Катя. — Чтопроизошло?

— Он не ночевал дома. Я сказала, что ухожу. —Вероника говорила не свойственным ей высоким голосом. — Он полез драться.

Нашему возмущению не было предела.

— Я сняла побои. — Вероника начала громковсхлипывать. — Больше ему это не пройдет!

— Ты упечешь его в тюрьму? — не поверила Лена.

— Мне все равно! Хоть в тюрьму, хоть куда! — Онаплакала в голос, и мы были целиком на ее стороне. — Я ненавижу его!

Я не знала, что сказать Веронике. Но в эту минуту мыненавидели Игоря так же сильно, как и она сама.

— Он повалил меня на кровать. — Голос ее сорвался,она не плакала даже, она поскуливала, как новорожденный щенок. — Я немогла кричать, чтобы не напугать детей, и он изнасиловал меня…

Я гладила Вероникину руку и как заклинание твердила:

— Свинья… какая же он свинья…

Вероника перестала плакать и снова надела очки. Потом сняла.

Внешне Игорь представлял собой дружеский шарж наШварценеггера. Но Вероника считала его неотразимым красавцем. Это была любовь.

— А где ты сняла побои? — спросила Катя.

— Я поехала в травмпункт. Я скажу ему, что, если он неуйдет, я подам на него в суд. У меня есть справка — Вероника расстегнула манжетрубашки и подтянула рукав. — Вот еще и на ногах тоже.

Мы с ужасом рассматривали ссадины на ее теле.

Зазвонил интерком. Я взяла трубку. Домработница сообщила,что к Веронике приехал муж.

— Ты ему сказала, где ты? — удивилась я. Онапокачала головой.

— Сегодня же среда. Догадался.

— Пойдешь к нему? — спросила Катя.

— Он все равно не уйдет, лучше пойти. — Верониканадела очки и пошла к выходу.

— Ты зови, если что… — попросила Лена.

— Хочешь, мы с тобой пойдем? — предложила я.

— Нет. Спасибо, девочки.

Я пошла в парилку, а Лена с Катей остались обсуждать Игоря.

Вероника вернулась довольно быстро. С умиротворенным,довольным лицом. Пусть вчера ночью Игорь избил ее и изнасиловал, теперь онпримчался, поплакал, постоял на коленях — и равновесие восстановилось. Вероникабыла удовлетворена. Но требовала большего — из принципа. Сегодня он долженсобрать вещи. Или завтра она идет в суд.

— Через два дня у Никиты день рождения, —сокрушалась Вероника, — хороший подарок он приготовил сыну!

Мы заставили ее раздеться и попариться. О массаже речь нешла — слишком много больных мест было у нее на теле. Галя размяла ей ступни,положила на лицо горячий компресс.

Лена рассказала Веронике о мебели и попросила у нее совета.

— Бери все! — решительно заявила Вероника. —Даже то, что не надо. Выкинешь потом. Или подаришь кому-нибудь.

— Я тоже так думаю, — поддержала Катя, и мыприняли это решение большинством голосов.

Хорошо, что он не нефтяной магнат. Жалко, что не хозяинювелирного магазина.

Я встретилась с Вероникой через четыре дня. Они перенесли навыходные празднование Никитиного дня рождения. Игорь перемещался между клоунамии циркачами с бокалом вина и впечатления брошенного мужа не производил.

— Как вы? — спросила я у Вероники, пока Машавручала имениннику подарок.

— А… — она махнула рукой, — урод он… — Онадобавила еще несколько эпитетов в адрес мужа, но злости в голосе небыло. — Каждый день цветы дарит. По сто штук. Чтобы мы сто лет вместепрожили.

— Здорово, — сказала я.

Вероника улыбнулась. Синяк под глазом был тщательно замазантональным кремом.

В камине корчилось и опадало пламя.

Сегодня выпал снег.

В моем доме собрались люди. Они сидели за накрытым столом ипили не чокаясь. Прошло шесть месяцев с тех пор, как погиб Серж. Многие неприехали. Но все, кого я ждала, были.

Светлану я не пригласила. Она со своим огромным животом, вкотором плавал ребенок, была бы тут главным человеком. Эгоистичная ревность непозволяла мне рассказать родителям Сержа о внуке.

Моя свекровь сидела над пустой тарелкой, плотно поджав губыи старательно ища что-то внутри себя. С каждым годом ее горе будет все острее.

Отец Сержа, балагур и бабник в свои шестьдесят с небольшим,пил одну за другой, между рюмками стирая с лица слезы тяжелой неповоротливойрукой.

Я смотрела на застывшее лицо моей мамы, и мне хотелосьузнать ее мысли. О чем они? О Серже? О нас с Машей? О себе? Или о том, что незакрыли к первому снегу рассаду на даче? Мама поймала мой взгляд. «Выпейвалерьянки», — сказала она мне одними губами уже в десятый раз за этоутро. Она любила нас: и Сержа, и меня, и Машу, и огород, и еще много чего, чтосоставляло ее жизнь. И ничто не заставило бы ее разочароваться. Непоколебимаялюбовь к жизни делала мою маму неуязвимой.