Франкенштейн в Багдаде - Ахмед Саадави

Попрощавшись с Азизом аль-Мысри, он вышел из кофейни. Один Азиз оказался настоящим другом. Остальные, пропади он, даже не хватятся. А в наше время люди то и дело исчезают при невыясненных обстоятельствах. Нет, этого с ним не должно случиться. Он будет цепляться за жизнь. Будет покупать старые вещи, чинить их, перепродавать. О том, чтобы сколотить большие деньги и сделать бизнес, и думать забудет. Шуршит в кармане бумажка – и то хорошо. С женщинами спать и спиртное пить больше тоже не будет. Поел, запил водичкой, выспался, и никаких проблем…

Он отправился прямиком в Баб-аш-Шарки. Там в одном магазинчике он накануне оставил несколько радиоприемников и магнитофон. Владелец отказался заплатить ему сразу и отдавал деньги по частям. Продал – отдал, Хади мог забрать нереализованный товар в любое время.

Вернувшись в квартал до захода солнца, Хади был ошарашен происходящим: по улочкам, бросая подозрительные взгляды на жителей, в шлемах и полном обмундировании разбегались военные. Фарадж ад-Далляль в своей пепельного оттенка галабее, с длинными черными четками в руках стоял и беседовал о чем-то с одним из переводчиков. Хади догадывался, что они прочесывают квартал в поисках оружия, тем более что вчера передавали о перестрелках в городе. Хади осторожно продвигался вдоль стены, стараясь не смотреть никому из солдат в глаза. Очутившись у себя во дворе, он с усилием запер ворота на тяжелый засов и замер, вслушиваясь в шорохи снаружи – не постучат ли к нему с обыском. А могут и вышибить дверь ногой, как показывают иногда в телевизионных репортажах. Эти минуты, пока он не убедился, что они покинули его переулок, казалось, длились вечно.

Хади взял в руки молоток, отыскал гвозди и принялся за починку деревянных столиков, которые затем покрыл лаком и выставил на солнце обсыхать. Вечером он вышел из дома и направился к Эдварду Болсу – торговцу алкоголем, который вынужден был прикрыть свою лавочку напротив входа в Национальный парк после того, как туда влетела ручная граната и весь товар сгорел. Поскольку ничем другим у него заниматься не получалось, Болс стал сбывать клиентам бутылки прямо из дома. Хади взял у него половинку арака, прикупил в соседнем магазине сыр и оливки и побрел обратно домой.

Расставив перед собой на железном высоком столе закуски и усевшись поудобнее на кровати, Хади пил, никуда не торопясь. Практически в темноте, если не считать коптивший в углу фонарь, он слушал негромко работающее радио. Последний стакан, по традиции, прежде чем осушить, он высоко поднял, будто гулял в шумном баре и произносил тост перед невидимыми приятелями. Когда призраки приятелей испарились, Хади остался один в четырех стенах, кишащих мышами. Он поставил пустой стакан на стол, и тут ему послышались за дверью шаги. Хади повернулся и увидел, как дверь тихонько приоткрылась. На пороге в полутьме проявились очертания высокой фигуры, и Хади похолодел от ужаса – она надвигалась прямо на него.

Когда лицо незваного гостя попало в полоску света от фонаря, Хади явственно разглядел шрамы от швов, мясистый нос и рассеченный рот.

1

С рассветом к Фараджу ад-Даллялю примчался один из подручных и доложил, что какие-то люди обходят квартал и голубым спреем наносят метки на стены именно тех домов, которые принадлежат ему. После того как выяснилось, что это представители Ассоциации по сохранению культурного наследия Багдада, а также входящие в комиссию стражи правопорядка и члены городского совета, Фарадж ад-Далляль встревожился не на шутку. Он прихватил кожаный портфель, в котором держал важные документы, и вместе со здоровяками, обычно охраняющими его, когда он передвигался по району по делам, отправился им навстречу.

Он нагнал их у дома Умм Даниэль. Они стучали в ворота, но никто не отзывался. На шум из дома напротив вышла Умм Салим и сообщила, что Илишу на службе в церкви. Один из молодых людей встряхнул баллончик с краской и поставил на стене голубой крест. Затем группа перешла к дому Хади Барышника. На нем они начертили черный значок, что означало, что дом не подлежит восстановлению и его рекомендуется снести. Из их переговоров между собой Фарадж ад-Далляль уловил только одно – они хотят отнять у него имущество, в том числе те дома, которые он на законных основаниях уже много лет арендует у государства. Ему объясняли, что это формальности и что им для статистики надо подсчитать число объектов, которые подходят под определение культурного наследия, особенно их интересуют здания с традиционными деревянными балкончиками. Но ад-Далляль, заявивший уже свое право на самые старые дома в квартале, все равно видел только, что дело идет к отъему его собственности. Не помня себя от ярости, он кинулся на стоящего перед ним собеседника, на что молодой человек погрозил ему пальцем и предупредил, что покушение на государственного служащего при исполнении будет преследоваться по закону. Вмешавшиеся соседи разняли их, и чиновники поспешили покинуть квартал.

Потом до ад-Далляля дойдут слухи о том, что члены Ассоциации по одному посещают квартал и наведываются к Умм Даниэль с предложением продать дом государству, оставаясь в нем без арендной платы до конца жизни, да продлит Аллах ее годы! Ведь после ее смерти или отъезда участок все равно перейдет на баланс города!

Что, если она согласится?! Для него это будет катастрофа. Однако, похоже, старуха, как всегда, отказала. Она ответила им, что не может решать такие вопросы, не посоветовавшись с сыном. Чем дольше они ее слушали, тем непонятнее для них становились ее слова, поэтому молодые люди не стали задерживаться, тем более что им надо было успеть еще по другим адресам в центральных кварталах Багдада. Они отметили в списке дом галочкой, записали фамилию владелицы и проставили дату следующего визита, когда можно будет поговорить со старушкой более обстоятельно. Но в отличие от юнцов из Ассоциации по сохранению культурного наследия Фарадж ад-Дялляль сообразил, о чем толковала Илишу, хотя доказательств на руках у него еще не было. Она останавливалась у пекарни или у лотка с сыром и рассказывала, что и как будет готовить вернувшемуся сыну. Радостью его возвращения она поделилась уже с соседками, собравшимися во дворе дома Умм Салим на чай со сладостями и орешками. Пожилые женщины обомлели и опустили сначала глаза, подумав, что бедная Илишу, обвязавшая голову причудливым красным платком, лишилась остатков разума. Но вечером некоторые из них видели, как из дома Умм Даниэль выходил молодой мужчина, черты лица которого в темноте было трудно разглядеть.

Как только новость облетела квартал, нашлись те, кто взялся сторожить дом Илишу. Но подозрительный человек больше не появлялся. Через неделю, когда все уже позабыли об этом, из дома вышел посторонний и прикрыл за собой ворота. Несколько мужчин бросились следом за ним, но не смогли догнать – тот как в воду канул за поворотом.

Тогда на первый план выступила Умм Салим, которая всем доказывала, что ее муж – единственный, кто все знает. Он целыми днями сидит на балконе второго этажа, листая старые газеты, и нет-нет да и глянет на улицу, поэтому в курсе, кто и когда навещает соседей или выходит от них. Муж ее может подтвердить, что этот человек – мошенник или, хуже того – маньяк, который прикинулся перед старушкой ее пропавшим родственником, чтобы использовать ее дом как логово. На это одна молодая женщина, изредка бывающая в гостях у Умм Салим, завопила, что за всем этим стоит не кто иной, как Фарадж ад-Далляль. Умм Салим открыла от изумления рот. Она знала, что ад-Далляль в свое время выгнал эту женщину с детьми из дома, который она у него снимала, когда она отказалась платить за аренду больше. Не скрывая ненависти к ад-Даллялю, женщина пыталась заставить присутствующих поверить в то, что концы всех преступлений в квартале ведут именно к нему. Только такой злыдень мог выгнать ее на улицу в ночь и детей не пожалел… История эта после каждых посиделок во дворе дома Умм Салим становилась только запутаннее…