Моя жизнь с Гертрудой Стайн - Алиса Бабетт Токлас

Мира Эджерли рекомендовала побывать в Лондоне и побеседовать с тамошними издателями касательно публикации произведений Гертруды. Она посоветовала предварительно списаться, объяснив положение Гертруды в мире искусства, что, полагала я, не имело никакого отношения к публикации ее работ. Мира обещала попросить своих друзей, полковника Роджерса и его жену, встретить нас и ее в выходные на станции Риверхилл, в городке Сурри.

Мира была необыкновенно красивой калифорнийкой, хотя родилась не там. В Англии она добилась исключительного социального положения и артистического успеха как художник-миниатюрист и создала много портретов, членов королевской семьи. В Англии она была всесильной.

На коронации короля одна леди из антуража внезапно почувствовала себя плохо, и Мира ее заменила, благо официальное по такому случаю одеяние подошло Мире. Она была высокой и статной. Раньше она натягивала бечевку под носом, чтобы заострить его, говоря, что она — Кэтрин Киддер, великая артистка шекспировских пьес.

Мира порекомендовала небольшой отель, недалеко от Национальной Галереи. Там мы остановились, там она подобрала нас по дороге в Риверхилл. На станции Риверхилл нас ожидал экипаж. В этом мире не привечали автомобили.

Миссис Роджерс была женщиной утонченной красоты. Когда она отвела нас в предназначенные для нас комнаты, я увидела изящный французский фарфор и воскликнула: «Какой прекрасный фарфор, где вы его приобрели, ведь это музейный экспонат?». «Мне ничего об этом неизвестно, — ответила она, — фарфор уже был, когда я здесь появилась».

Многочисленные дети были весьма славными. Одна маленькая девочка привязалась к Гертруде, ее нельзя было отделить от Гертруды, она была как прилипшая конфетка.

На ленч и обед собралось много людей. Нам пришлось пройти изрядное расстояние до столовой, их было даже две. В маленькой помещалось только 12 человек. В самом доме обслуга была только женская, служанки — высокие, в шуршащих накрахмаленных передниках и головных уборах. Гертруда сказала, что они выглядят как архангелы.

Полковник Роджерс взял нас в поездку по окрестностям. Сады в Риверхилле, очень большие, не шли ни в какое сравнение с садами в Севен Оукс, куда нас повели осматривать дом и комнаты, подготовленные когда-то для визита королевы Елизаветы I. Убранство осталось нетронутым. Особенно мне запомнилось очень большое зеркало в серебряной раме. Показали комнату, из которой видны были крыши нескольких крыльев здания, расположенные ступенчато. Существовала легенда, будто кто-то из родственников прятался на крыше, но от чего, я не знаю.

На следующее утро полковник Роджерс повел нас на подготовительную к охоте встречу. Саму охоту он вынужден был пропустить из-за нашего присутствия, но мы познакомились с распорядителем охоты, бывшим вице-королем Индии, лордом Хастингсом.

У Миры была назначена встреча в Лондоне и она уехала во второй половине дня. Мы же вернулись в Лондон следующим днем и начались наши посещения издателей, которым я предварительно написала из Парижа. Они были исключительно обходительны, но ничего не собирались делать с работами Гертруды. Благодарили меня за присланные письма, но не обещали никаких публикаций. Только один, Джон Лейн из издательства «Бодли Хед», говорил обнадеживающе.

Роджер Фрай, посетивший нас на улице Флерюс, попросил провести один день с ним за городом. Квакер, потомок изготовителей шоколада, он получил солидное наследство, мог позволить себе покупать картины и создал центр искусства в Лондоне. Он обнаружил для себя Пикассо.

Именно Роджер Фрай привел Клайва Белла и его жену к Стайн в Париже. Миссис Белл была простой в обращении, сестрой очень красивой Вирджинии Вульф. Обе были дочерями сэра Лесли Стивена, обе выдавали себя за индийских принцесс и однажды их принял адмирал на военном корабле, в их честь был дан салют из пушки. Типичная английская выходка.

В те дни Клайв Белл был остроумен и увлекателен, пока не возомнил о себе. Он рассказал, что когда путешествовал с Роджером Фраем и его женой, те всегда хотели приобретать только первосортные картины, он же — только второсортные.

У четы Белл было двое маленьких, очень милых детей, похожих на херувимов — в отличие от родителей. Мальчика убили во время испанской революции, а дочь замужем за Эдвардом Гарнеттом.

Мы уехали в Париж, но на следующий год вернулись в Лондон, уже после покушения на эрцгерцога, не подозревая, что война неизбежна. Мы рассчитывали встретиться с Джоном Лейном. Он же в это время прибыл в Париж для встречи с Гертрудой. Жена Джона Лейна была американкой. Лейн в большой степени полагался на суждения жены и дал ей прочесть копию «Трех жизней». Не придем ли мы к ним домой на следующей неделе, когда нас смогут принять?

Принарядившись, мы отправились в воскресенье. Милдред Олдрич охарактеризовала Джона Лейна как орла или змею, но не знала, кого предпочесть: «В любом случае он будет вас защищать». Именно он открыл Обри Бердсли и издавал «Желтую книгу»[45].

Когда мы добрались до квартиры на улице Парк Лейн, комнаты были заполнены людьми. Миссис Лейн выглядела как моя старая учительница по фортепьяно — француженкой из Сан-Франциско. Была ли у нее французская кровь, я так никогда и не узнала. Она, не медля, сказала Гертруде: «Я посоветую мужу печатать вашу книгу, ее в Англии ждет успех». Услышанное так отличалось от сказанного издателями в прошлый приезд!

Предметом обсуждения стала война. Один из издателей лондонской газеты «Таймс», присутствовавший на встрече, помню, сказал: «Я не смогу есть фиги в этом году в Провансе».

Мы приняли приглашение матери Хоуп Миррлис нанести ей визит в Кембридж. Пришло также приглашение посетить Логана Пирсола Смита, но мобилизация не дала возможность воспользоваться поездами — они были реквизированы для передвижения войск.

Миррлис устроили несколько приемов с обедом в честь Гертруды. На одном из них я сидела рядом с А. Е. Хаусманом. Он попросил: «Поскольку вы из Калифорнии, не расскажете ли вы мне о вашем известном ихтиологе, докторе Дэйвиде Старр Джордане». «О, — сказала я, — он был другом моего деда». И рассказала все, что мне было известно о президенте университета Леланд Стенфорд.

У Миррлис я встретила также доктора Альфреда Норта Уайтхеда и его жену. После обеда он спросил меня, не откажусь ли пройтись с ним в сад и попить кофе. Я не признала его в тот момент, и только разглядев лицо при свете лампы, узнала. У него была очень доброжелательная ласковая улыбка, простота в обращении — сочетание, характерное только для гениев. По моим критериям он являлся третьим гением в моей жизни после Гертруды и Пикассо.

Вторично мы обедали с Уйтхедами уже в Лондоне, и миссис Уайтхед предложила посетить их в следующее воскресенье в загородном доме в Локридже. Мы и не подозревали, что визит продлится и перейдет в следующий месяц. Луиз Хейден потом сказала: «Вас пригласили на выходные, а вы остались на шесть недель».