И расцветает любовь - Татьяна Купор

— Какой чудесный день! — только и сказала Ангелина. Она закружилась под снегопадом, широко раскинув руки, словно желая обнять этот мир, удержать зимнее волшебство в своих маленьких ладонях.

Герман рассказывал веселые истории, а она смеялась, слушая их. И ее смех колокольчиками звенел в искрящемся воздухе, словно пронизанном мерцающими пылинками. Герман тоже иногда смеялся, и, казалось, от их искреннего смеха даже движения снежинок стали веселее.

Чей-то оклик вернул их в реальность.

— Герман! Ты ли это?

Они оглянулись одновременно. Рядом с Германом остановился невысокий мужчина в темной куртке и в такой же темной шапке, надвинутой до самых бровей.

— Костя?

Это был старый друг Германа. Они ходили вместе в одну школу, а потом учились в одном университете. После трагедии Костя резко прервал общение. На сообщение о произошедшем с Германом несчастье он просто положил трубку. Впрочем, как сделали и другие друзья Германа. Стоило Вере Петровне наткнуться на него, как Костя сразу прятал глаза и пресекал любые попытки поговорить.

Сейчас же он смотрел на Германа во все глаза, точно видел привидение.

— Ты жив? — воскликнул он.

— Как видишь, — буркнул Герман. По выражению его лица стало понятно, что он не хочет говорить с бывшим другом.

Костя не мог скрыть своего удивления.

— Надо же, и говоришь нормально, и не лежишь как овощ…

Он запнулся и покраснел, поняв, какую глупость сказал. Ангелина взглянула на Германа: выражение его лица не изменилось, только губы слегка дрогнули.

— А мы уже решили, что ты… То есть, я хотел сказать, что… — Костя совсем смутился и покраснел еще сильнее.

— Что ж, я рад, что ты жив-здоров. А теперь мне пора.

Герман с трудом развернулся и поехал к подъезду. Ангелина последовала за ним. У подъездной двери она оглянулась. Костя все еще стоял на прежнем месте и растерянно глядел им вслед.

Некоторое время спустя Герман был принят на курс нейрореабилитации, и начался новый период его восстановления — не менее тяжелый и напряженный. Это было место, где он не ощущал себя ненормальным, там все находились в тяжелом положении. Все надо было начинать сначала: учиться стоять, закрывать глаза и не падать, делать первые шаги… Он трудился над выздоровлением почти круглосуточно, стремился скорее встать на ноги. Для него была дорога каждая минута, поэтому он ограничил близких в посещении. А в одну из встреч так прямо и сказал:

— Извини, Лина, мне пора. У меня еще куча дел.

Видимо, она еще не до конца осознавала происходящее, не могла полностью понять чувства Германа, его стремление скорее вернуться в форму. Ей было обидно, что он больше не искал с ней общения и замкнулся в себе. Неужели он смог вот так просто отказаться от ее дружеского участия? Неужели не ценил его?

Он пытался объяснить, что старается ради нее, что она — его стимул, но Ангелина все равно чувствовала обиду и ничего не могла с собой поделать. Возможно, эмоции, которые она сдерживала внутри себя все это время, наконец, выплеснулись наружу.

Последней каплей стала неожиданная встреча с Машей — той самой женщиной, сына которой Герман спас от аварии. Они столкнулись у входа в реабилитационный центр. Ангелина как раз уходила, а Маша только собиралась входить.

— Это вы! Здравствуйте! — воскликнула женщина и улыбнулась.

Ангелина неохотно ответила на приветствие, успев отметить про себя, что Маша довольно-таки милая на вид женщина. Короткие, до плеч, темные волосы гармонировали с тонкими, изогнутыми бровями и угольно-черными глазами. У нее был прямой нос и красивая линия подбородка. Широкая улыбка озаряла ее лицо.

— Какими судьбами? — поинтересовалась Ангелина, хотя смутная догадка уже коснулась ее сердца.

— Я к Герману.

Глаза Ангелины недоуменно округлились:

— К Герману Орлову? — уточнила она.

— Да.

— Не знала, что вы поддерживаете общение…

Ангелине вдруг захотелось наговорить ей кучу колкостей, но она сдержалась.

— Вообще-то, не поддерживаем, — смутилась Маша. — Но мой сын очень хочет познакомиться с ним и поблагодарить. Я хотела спросить у него, уместно ли это… в его положении.

Ангелина окинула любопытным взглядом объемный пакет, который собеседница держала в руках. Затем подняла глаза и отметила про себя, что Маша сделала яркий макияж и хорошую укладку. В воздухе витал приятный аромат жасмина и карамели, исходивший от новой знакомой. Но самым неприятным было то, что Ангелина так и не увидела обручального кольца на ее пальце.

— Ну, я пойду, — заторопилась Маша, поправив упавшую на лоб прядь волос.

Ангелина еще долго стояла у входа в растерянности. Неприятное чувство сдавливало ее грудь, мешая дышать.

«Что это я? — удивлялась она самой себе. — Герман — мой друг, не более. Почему мне так неприятна мысль, что у него может появиться спутница? Я ведь не приняла тогда его предложения выйти замуж. И сейчас продолжаю держать дистанцию. Так почему же, почему же мне хочется вернуться и прогнать эту Машу?»

Так она в задумчивости шла на остановку. Одна мысль сменяла другую, заставляя Ангелину злиться сильнее. Герман не нашел сегодня для нее времени, а какую-то Машу, значит, принял. Ангелина в ярости поправляла волосы, которые все время выбивались из-под шапки. Она злилась на погоду, на себя, на весь мир.

Проходили недели. Маша продолжала навещать Германа, делая вид, будто не понимает намеков и не замечает недовольных взглядов Ангелины. Иногда она приходила со своим сыном Дениской, и тогда Герман уделял им больше времени, чем обычно. Это ужасно злило Ангелину, но выразить свое недовольство вслух она не решалась.

«И охота ей ездить в такую даль! Надеюсь, когда Герман вернется домой, эта особа перестанет к нему приходить», — успокаивала себя Ангелина. Она упорно отгоняла мысль о ревности. Нет, не может она ревновать Германа. Он просто друг. Просто приятный собеседник. Он заставляет ее смеяться и радоваться жизни. Но она не может его любить. Так Лина твердила себе день ото дня, все никак не желая признать, что давным-давно чувствует к нему нечто большее, чем просто дружескую привязанность…

Это утро выдалось необычайно холодным, пасмурным, бледное солнце скрывалось за тяжелыми тучами. На дворе стояли первые апрельские деньки, но зима все еще не собиралась уходить. Слабый, липкий снег срывался с неба и, падая на землю, быстро таял, образуя мутные ручейки под ногами.

Ангелина торопилась на репетицию, ругая себя за долгие сборы. Она позволила себе понежиться в постели лишние двадцать минут, из-за чего едва успела на автобус, который ходил четко по расписанию. При входе в театр она почувствовала, что промочила ноги. Взглянув на сапожки, она расстроилась еще сильнее: выглядели они жалко. Но делать было нечего, пришлось идти в таком виде.