Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки - Джим Холт

обороты педалей». В число его научных статей – общим числом более трехсот – входили, например, «Обонятельная арифметика» (Arithmetic by Smell) и «Земляника как лекарство от подагры» (Strawberry Cure for Gout). Он спровоцировал жаркие споры, применив статистику для исследования действенности молитв (и заключил, что обращения к Господу не в силах защитить человека от болезней). Пытался, как видно, не без успеха, вызвать у себя временное помешательство, гуляя по Пикадилли и воображая, будто все и всё кругом – шпионы. Вдохновленный сближением Марса и Земли, он изобрел небесную сигнальную систему, чтобы наладить сообщение с марсианами. Были у него и более практические цели – он подвел строгую научную основу под только что зародившуюся практику изучения отпечатков пальцев, предложив классификацию узоров и доказав, что не бывает двух одинаковых отпечатков пальцев – огромный шаг вперед для викторианской полиции. Он составил первый психологический тест, который разослал ученым, чтобы те оценили, насколько сильное у них воображение. Кроме того, он изобрел метод свободных ассоциаций и с его помощью исследовал собственное подсознание за десятки лет до Фрейда.

Настал XX век, а Гальтон продолжал свою бурную деятельность. В 1900 году престиж евгеники сильно укрепился, поскольку была заново открыта работа Грегора Менделя по наследственности у горошка. Наследственный детерминизм внезапно приобрел статус научного явления. Гальтона мучила астма (и он лечился курением гашиша), он терял слух, но тем не менее прочел пространную лекцию о евгенике в Социологическом обществе в 1904 году. «То, что природа делает слепо, медленно и безжалостно, человек будет делать осмотрительно, быстро и милосердно», – объявил он. Международное евгеническое движение набирало силу, и Гальтон стал его героем. В 1909 ему пожаловали рыцарский титул. Два года спустя он скончался в возрасте восьмидесяти восьми лет.

За свою долгую карьеру Гальтон так и не приблизился к доказательству главной аксиомы евгеники: во всем, что касается талантов и добродетелей, природа доминирует над воспитанием. Однако в ее истинности он не сомневался, и многие ученые разделяли его убежденность. Сам Дарвин в книге «Происхождение человека и половой подбор» писал: «и мы знаем теперь, благодаря превосходным работам Гальтона, что гений… стремится быть переданным по наследству»[8]. С учетом этой аксиомы, можно воплотить евгенику на практике двумя способами: «положительная» евгеника (поощрять размножение «высших») и «отрицательная» евгеника (ограничивать размножение «низших»). В целом Гальтон стоял за положительную евгенику. Он подчеркивал важность ранних браков и высокой фертильности среди генетической элиты и фантазировал о роскошных свадьбах в Вестминстерском аббатстве за государственный счет, где посаженой матерью невесты в качестве дополнительного стимула была бы королева. Гальтон всегда был ярым противником религии, и его глубоко возмущало, что католическая церковь столетиями требовала обета безбрачия от своих самых одаренных приверженцев. (Дисгенические результаты целибата среди духовенства, по мнению Гальтона, особенно очевидны по истории упадка Испании.) Он надеялся, что распространение учения о евгенике заставит людей одаренных осознать, что они обязаны размножаться ради блага человечества, но при этом не считал, что евгеника должна ограничиваться моральным убеждением. Гальтона тревожило, что беднота в промышленных районах Британии размножается непропорционально сильно, и он требовал, чтобы бедняков лишили благотворительной поддержки, перенаправив ее на «желательные классы». Чтобы предотвратить «свободный рост популяции, всерьез пораженной невменяемостью, слабоумием, рецидивирующей преступностью и нищетой», он призывал к «суровому принуждению», в том числе к контролю за браками и даже к стерилизации.

Но евгенические меры Гальтона были еще мягкими по сравнению с тем, что предлагали его знаменитые современники, отстаивавшие его дело. Например, Г. Дж. Уэллс был ярым сторонником негативной евгеники и утверждал, что «путь к улучшению человеческой расы лежит не через отбор удачных особей, а через стерилизацию неудачных». Джордж Бернард Шоу отстаивал идею евгенического секса как альтернативы ненаучному размножению в браке. «Нам необходимо, чтобы люди, видящие друг друга впервые в жизни и не собирающиеся встречаться впредь, при соблюдении определенных общественных условий зачинали детей, не теряя чести», – писал Шоу.

Хотя Гальтон был консерватором, его кредо показалось соблазнительным и самым прогрессивным деятелям – Гарольду Ласки, Джону Мейнарду Кейнсу, Сиднею и Беатрисе Вебб. Американские ученики Гальтона основали Гальтоновское общество в Нью-Йорке, заседания которого регулярно проходили в Американском музее естественной истории, а популяризаторы настроили в пользу евгеники все остальное население страны. «Сколько еще нам, американцам, заботиться о чистоте породы наших свиней, кур и коров, оставляя наследственность собственных детей на милость случая или слепого чувства?» – вопрошал плакат на выставке в Филадельфии.

За четыре года до смерти Гальтона законодательный орган штата Индиана принял первый закон о принудительной стерилизации, «дабы воспрепятствовать размножению осужденных преступников, идиотов, слабоумных и насильников». Вскоре примеру Индианы последовало большинство остальных штатов. В 1927 году Оливер Уэнделл Холмс-младший, оглашая вердикт Верховного суда, подтвердил правомерность решения виргинского суда, который применил закон о насильственной стерилизации к молодой женщине, чью мать признали слабоумной, после того, как подсудимая родила дочь, также признанную слабоумной, и сказал при этом: «Нам вполне достаточно трех поколений неполноценных».

В совокупности американские суды вынесли около 60 тысяч решений о принудительной стерилизации граждан, признанных низшими с евгенической точки зрения. Огромное число подобных приговоров вынесено и в Канаде, и в Швеции, и в Норвегии, и в Швейцарии (хотя, что примечательно, в Великобритании такой практики не было). Когда евгеническое движение захватило остальную Европу и Латинскую Америку и докатилось до Японии, программа Гальтона, по словам историка Дэниела Кивлеса, произвела революцию в масштабах планеты.

Самые чудовищные формы евгеника приобрела в Германии. Целью Гальтона было улучшение человечества в целом, и хотя он разделял расовые предрассудки, распространенные в викторианскую эпоху, понятие расы в его теориях особой роли не играло. А немецкая евгеника, напротив, быстро переродилась в Rassenhygiene – «расовую гигиену». Немецкие борцы за чистоту расы полагали, что арийская раса должна доминировать над остальными, «низшими», и нельзя допускать, чтобы ее генетический материал ухудшался из-за беспрепятственного размножения неподходящих особей. При Гитлере насильственной стерилизации подверглись почти 400 000 человек, страдавших алкоголизмом, шизофренией и слабоумием, поскольку эти расстройства считались наследственными. Потом таких просто убивали. Нацисты прибегали и к «положительным» евгеническим мерам – программа Lebensborn («Источник жизни») поощряла незамужних женщин, соответствовавших самым строгим расовым стандартам, вступать в связь с членами СС в надежде получить арийское потомство высочайшего качества.

Фашистские эксперименты по расовой биологии вызвали отвращение к евгенике, которое, в сущности, и положило конец этому движению. Генетики сочли евгенику псевдонаукой – и за преувеличение роли наследственности в развитии личности и интеллекта, и за наивные представления о сложном загадочном взаимодействии различных генов, определяющих те или иные человеческие черты.