Милицейские истории - Виктор Наговицын

Ну ладно, предположим — приняли заявление, едете с терпилой (потерпевшим), который сам безответственно не уследил за своим имуществом, дальше, пытаетесь найти злоумышленника. Когда поезд остановился на станции и сотрудник милиции зашёл в поезд, выходил ли кто-то на данной станции? Конечно! Нужно списочек бы составить, у кого билет был до станции N, а потом каждого найти и опросить: «Не он ли „свистнул“ телефончик? Может, видел „чяго“?» А до этого были станции, между обнаружением хищения и заходом сотрудника в вагон? Были. Люди выходили? Естественно! Их тоже отработать. Можно обыскать каждое купе и все вагоны, пока едем с потерпевшим. Нет основания? Кругом честные граждане. Висяк? Да. Ругать будут? Будут!

Чтобы раскрывать преступления, необходим агентурный аппарат, попросту «стукачи». Когда это село или хотя бы маленький район города и работа происходит на местности, можно, если опытный сотрудник, например, узнать о бедолагах, которые разжились деньгами (а до этого клянчивших бутылку у местного продавца в долг. Этот продавец и есть осведомитель). Тогда сотрудник отправляется к жулью, и после пары затрещин преступный элемент сознаётся, как дело было, — и в тюрьму его.

Когда кража происходит в поезде, где каждый раз состав пассажиров разный, рассчитывать на то, что кто-то сдаст вора, не приходится.

Конечно, уверен, есть профессионалы, раскрывающие такие преступления. Но речь сейчас идёт о Когалымове, молодом милиционере, который начал сталкиваться с такого рода деяниями, а старших товарищей уже в отделе не было. Вы не поверите, но их всех посадили в тюрьму, и учить его больше было некому. Но об этом далее, постепенно, как это произошло.

Пока проходило это ученичество, происходило самооскотинивание Когалымова. Он пытался делать из себя опера угро (оперуполномоченного уголовного розыска), который должен быть грубым, цепким, бесцеремонным, проницательным, не колеблющимся, с элементами меркантильности, расчётливости, не испытывающим сочувствия к жуликам, проявлять здоровое недоверие к людям. Такие стандартно указываемые в резюме качества, как: ответственный, многозадачный, наблюдательный, креативный, энергичный, — не подходят. Опер должен быть изворотлив и пронырлив, способным на быстрое принятие решений в отношении жулика. Оперуполномоченный не имеет права давать вторые шансы преступникам, это иллюзия, надежда людей, живших в тепличных условиях, что люди могут измениться. Заметьте, человек устроен так, что, попробовав раз тот самый запретный сладкий плод (например, алкоголь, наркотики, обман, разврат и т. п.), уже не может остановиться! Как и убийца, который остался безнаказанным, он хочет испытать вновь и вновь это чувство. Его нельзя вылечить, переубедить, его просто нужно изолировать, и точка. Опер это понимает в силу опыта и не испытывает иллюзий по поводу того, что мир можно изменить добром! Это всё для наивных теоретиков. Ошибка оперуполномоченного (непривлечение любым способом преступника к ответственности) стоит другому человеку жизни, потери здоровья или имущества. Опер не может проводить с этим эксперименты (поверить жулику, что он больше не будет, и отпустить). Опер знает: чтобы жулик не воровал, его нужно изолировать от общества.

С волками жить, как говорится, по-волчьи себя вести. Помните, вначале, когда Когалымов только поступал в милицию, как он смотрел на старших товарищей? Как впитывал всё от них, чтобы научиться, чтобы стать опером, а не просто работать на этой должности?

Никакие их действия не подвергались сомнению. Если нужно было кому-то выписать пару затрещин, так надо. Нет, никого до смерти не забивали, бутылок никуда не засовывали… Просто до этого никогда никого не бивший Когалымов столкнулся с тем, что жулик, совершивший преступление, почему-то не хочет в этом сознаваться, и надо, наверное, немного его поколотить? В результате Когалымов вставал на тропку, ведущую в пропасть такими действиями. Для сравнения такой случай:

Передают жулика, который что-то украл, но отказывается в этом сознаться. Что украл? У кого украл? Разве догадается молодой милиционер задаться такими вопросами, когда мурые пэпээсники притаскивают бродячего вида человека, ранее неоднократно судимого, с надеждой, что ты уже практически тот опер, которому можно доверить профилактику преступлений на вокзале и нужно «поработать» с этим преступным элементом? Не ударить же в грязь лицом перед коллегами, которые практически уже начали считать тебя взрослым мужиком, одним из них? «Давайте этого гада сюда!» — заявил Когалымов.

— Что? Кто? А чё так разговариваешь дерзко? На! Наручниками его к батарее, пойдём, пожрать что-нибудь купим, пусть посидит тут, подумает над своим поведением, а то шатается он по вокзалу, сука!

Звонок, дежурный:

— Там люди позвонили из соседнего с отделом дома, жалуются, что крики из кабинетов идут, не в курсе?

— Сейчас вернёмся, отошли ненадолго, поесть купить.

Через пять минут:

— Ты чё, урод, разорался тут?!

— Что у вас тут происходит? — показалась фигура начальника отдела.

— Ничего, всё нормально, вот, работаем, — произнесли двое сотрудников в штатском, показывая на бедолагу, пристёгнутого к батарее наручником.

— Вижу, работайте. Только потише, а то народ заволновался — крики какие-то.

— Больше такого не повторится!

Профилактическая работа с этим элементом была произведена, на вокзале он больше не появлялся, преступлений ему не дали совершить на корню.

Несколько лет спустя, когда Когалымов работал уже в ДПС, такая картина повторилась с другими сотрудниками. Но там даже было конкретное преступление, в котором не сознавался жулик, и также в кабинет заглянул уже другой начальник отдела. С его одобрения экзекуция была продолжена, но не получили признания и жулик был отпущен (и это было роковой ошибкой сотрудников, что его просто отпустили, не добившись признания). Времена тогда уже менялись, правовое государство уже вырисовывалось, тогда у всех появились те самые Права! Этот отпущенный пошёл в прокуратуру, сняв побои, заявил на сотрудников милиции. Их взяли под стражу. В процессе допросов выяснилось, что начальник заглядывал, а значит, знал и, следовательно, способствовал совершению преступления или как минимум не предотвратил его. То есть соучастник и, как итог, тоже подлежит аресту. Однако он был величиной по милицейским меркам большой, человек авторитетный, и его предупредили о том, что за ним идут. Он, как настоящий офицер, повесился в служебном кабинете в форме, не смог вынести такого позора в виде заключения под стражу.

Всю жизнь он боролся с преступностью, очень много дел раскрыл, сам всю жизнь был оперативником. Это был такой человек, который мог ехать в двадцать два часа с работы домой и, увидев на обочине какого-нибудь бродягу, посадить его в свой чистый отечественный автомобиль, расспросить о жизни. Поняв, что он может быть интересен в оперативных делах, поехать обратно на работу и передать его дежурному оперу. Или, находясь в областной столице, за много километров от дома, но приняв звонок о срочных служебных делах, помчаться их разбирать. Забыв при этом собственную супругу, которая вышла из машины в магазин! Однако доподлинно, со слов свидетеля, в приватном разговоре, известно, что в биографии указанного выше начальника были и такие случаи, как сбрасывание криминальных людей, не пожелавших идти на контакт со следствием, с моста в неглубокую речку насмерть.