Пруд Белых Лилий - Анника Тор

В ожидании она чуть раскрыла губы, как это делала героиня фильма.

Но Свен ее не поцеловал. Он достал чистый носовой платок из кармана брюк и вытер ей слезы. Затем поднялся и подошел к граммофону. Только сейчас Штеффи заметила, что музыка закончилась, а игла царапает пластинку.

— Что случилось?

Он выдвинул стул и сел напротив нее.

— Я получила от папы письмо.

— Что он пишет?

— Все так ужасно. Маме приходится работать на фабрике, и у них не хватает еды, а папе запрещено ездить на работу на трамвае. Эви уехала в Бразилию, и мы, наверное, никогда больше не встретимся.

Все ее мысли и мечты, вся тоска и беспокойство выплеснулись наружу, словно поток, прорвавший плотину.

Свен слушал.

— Как бы я хотел тебе помочь, — сказал он, когда Штеффи замолчала. — Я бы сделал все, что в моих силах, лишь бы твоим родителям позволили приехать сюда.

Штеффи молча кивнула. Она знала, ничего больше не поделаешь. Тетя Марта и дядя Эверт, даже жена доктора уже испробовали все, чтобы мама с папой получили разрешение на въезд в Швецию.

— Друзья должны рассказывать друг другу обо всем, — сказал Свен. — Так ведь?

Штеффи снова кивнула. Но ей стало интересно, так ли откровенен с ней Свен или все-таки что-то скрывает. Что-то, что связано с районом Майорна и пивной.

Прошла неделя с тех пор, как Штеффи ходила в кино, но никто ее не наказал, ни Бог, ни тетя Марта. Однако она все-таки боялась ехать на остров.

Первое полугодие подходило к концу, и занятия в школе занимали все больше времени. По нескольку раз в неделю проводились опросы и письменные работы.

Штеффи не особенно волновалась за свои отметки. Она знала, что принадлежит к числу лучших учениц в классе — она сама, Алиса и еще одна девочка по имени Гуннель. Конечно, ее шведский был не безупречен, но после недавнего сочинения фрекен Альберг сказала: у Штеффи большой запас слов, что удивительно, а ее правописание заметно улучшилось по сравнению с началом учебного года.

— И у тебя, Стефания, такая живая фантазия, — добавила она.

Штеффи была уверена, что по математике и биологии получит самую высокую отметку. Хедвиг Бьёрк не из тех учителей, которые имели любимчиков и баловней, но она высоко ценила учениц, интересовавшихся ее предметами.

Фрекен Крантц продолжала придираться к немецкому произношению Штеффи. На опросе по грамматике она с удовольствием спрашивала ее, а та часто не могла ответить. Штеффи знала, как это называется, но фрекен Крантц требовала привести пример и сказать, из какого параграфа немецкой грамматики он взят. Штеффи не понимала, зачем это нужно. Она ведь слышала, что правильно, а что — нет. Зачем еще эти параграфы?

С письменные работами по немецкому языку она справлялась хорошо, это были отрывки, которые следовало перевести с немецкого языка на шведский и наоборот, хотя фрекен Крантц вычитала очки за ошибки в шведском. Но в переводах на немецкий язык не было ни единой орфографической ошибки.

— Несправедливо, что она вычитает у тебя очки, — однажды сказала Май, когда класс только что получил свои письменные работы. — Она ведь учительница немецкого языка. Как ты говоришь по-шведски, ее не касается.

"Май права, — думала Штеффи, — но что тут поделаешь?"

В конце ноября у них намечалась проверочная работа по математике, последняя в полугодии, она станет решающей для отметки. За день до работы Штеффи забыла в парте свой учебник по математике. Она вспомнила о нем, когда они с Май уже вышли из школьного двора и свернули за угол к Городскому театру.

— Иди без меня, — сказала Штеффи подруге.

— Я могу подождать тебя, — предложила Май.

— Нет, не нужно.

— Тогда увидимся завтра.

Штеффи побежала назад, через школьный двор и вверх по лестнице. Она надеялась, что Хедвиг Бьёрк еще не успела запереть кабинет и не ушла.

Дверь класса была раскрыта настежь, а Хедвиг Бьёрк вытирала доску.

— Извините, я забыла учебник, — задыхаясь, выпалила Штеффи.

Хедвиг Бьёрк улыбнулась:

— Похоже, ты бежала со всех ног.

Штеффи достала учебник из парты и собралась уходить.

— Раз уж ты все равно здесь, — сказала Хедвиг Бьёрк, — может, сделаешь мне одолжение?

— Конечно.

— Возьми вот эти книги и отнеси их фрекен Хамберг. Думаю, она все еще в учительской. А если нет — положи книги на ее стол, в углу слева, рядом с моим. Ты найдешь учительскую?

— Конечно!

— Спасибо за помощь, — сказала Хедвиг Бьёрк.

В школе было тихо и пусто. Шаги Штеффи эхом разносились в безлюдном коридоре.

Штеффи постучала в учительскую, но никто не открыл. Она попробовала толкнуть дверь. Дверь оказалась не заперта.

Ей было неловко входить в пустую учительскую, но она все же открыла дверь.

В потоке света, падающего из окна, вырисовывался силуэт. Это не был кто-то из учителей.

Это была Алиса.

Она стояла у рабочего стола Хедвиг Бьёрк, склонившись, словно что-то искала в бумагах, лежавших в беспорядке на небольшой подставке. Алиса выпрямилась и посмотрела на Штеффи:

— Что ты здесь делаешь?

— Я принесла книги для фрекен Хамберг.

— Фрекен Бьёрк попросила меня принести ее бумаги, — ответила Алиса. — Но я их не нахожу. Положи книги туда, вон стол фрекен Хамберг.

Что-то не сходилось.

Если Хедвиг Бьёрк послала Алису за бумагами, отчего бы тогда ей не попросить прихватить книги?

Но если она ни о чем не просила Алису, что тогда та делала в учительской? Что искала на столе фрекен Бьёрк?

— Не беспокойся, — сказала Штеффи. — Я не собираюсь ябедничать.

Алиса не отвела взгляд.

— О чем ты говоришь? Ябедничать? Ты что, больная? Навыдумывала тут себе невесть что. Ты шпионишь за мной еще с начала учебного года. Сидишь там, у пруда, после обеда и глазеешь, когда я прохожу мимо. Я ведь уже просила тебя оставить меня в покое, ты что, не поняла?

Штеффи услышала свой собственный голос, четкий, но словно издалека, словно он принадлежал другому человеку:

— За что ты меня ненавидишь?

— За то, что ты позоришь меня.

— Позорю? Чем же?

— Моя семья живет здесь уже в четвертом поколении, — сказала Алиса. — Нам никогда не приходилось стыдиться того, что мы — евреи. Мои родители, даже бабушка с дедушкой, говорят по-шведски без акцента. У моего отца крупное предприятие. Мы общаемся со всеми, с кем считаются в городе. Но вот приезжают беженцы, у которых ничего нет, которые даже не могут говорить по-шведски. Нам это не все равно. Люди могут подумать, что мы такие же.