Будда на чердаке - Джулия Оцука

В течение трех дней ледяной ветер, прилетевший с гор, дул без передышки. Ветер вздымал на полях облака пыли и ломал голые ветви деревьев, устремленные к холодным серым небесам. Ветер переворачивал могильные камни на наших кладбищах. Распахивал двери сараев. Гремел железными листами на крышах. Наши собаки срывались с цепей и убегали. Китайца, работавшего в прачечной, нашли без сознания в портовом квартале и оставили истекать кровью.

«Они по ошибке приняли его за одного из нас».

Хлев фермера, живущего в долине, сожгли вместе со скотом, и в течение нескольких дней ветер приносил запах горелого мяса.

По вечерам мы сидели в своих кухнях рядом с мужьями, которые читали газеты, пытаясь увидеть между строк, какая участь нас ожидает. Мы обсуждали последние слухи.

«Говорят, японцев отправляют в рабочие лагеря, чтобы они снабжали армию продовольствием».

Мы включали радио и слушали последние сводки с фронтов. Новости, разумеется, были неутешительными. Враги потопили еще шесть американских военных кораблей, считавшихся непотопляемыми. Вражеские самолеты были замечены в американском небе. Вражеские подводные лодки подходят все ближе к американским берегам. Враг планирует атаковать побережье по всем направлениям. Поэтому сейчас особенно важно, чтобы бдительные граждане сообщали властям обо всех предателях, окопавшихся внутри страны. Помните, что шпионом может быть всякий. Ваш дворецкий, ваш садовник, ваша цветочница, ваша горничная.

В три часа ночи одного фермера, который выращивал клубнику, вытащили из постели и вывели из дома в темноту. Это был первый арестованный, которого мы знали лично.

«Говорят, они забирают только богатых фермеров».

На следующий вечер наемный рабочий с ранчо Шпигель был арестован, когда выгуливал собаку у водохранилища. Его увезли, не дав сменить грязный комбинезон на более приличную одежду, трое суток допрашивали в ярко освещенной комнате без окон, а потом отпустили. Когда жена приехала встречать его на станцию, он ее не узнал.

«Он подумал, что я шпионка, которая хочет у него что-то выведать».

Вскоре три женщины, которых мы хорошо знали, сообщили, что их мужей тоже забрали. «Его посадили в машину, — рассказывала одна из них, — и больше я его не видела». Два дня спустя домой к нашему конкуренту, единственному фермеру по соседству, который тоже выращивал изюмный виноград (и вполовину не такой сладкий, как наш), явились трое мужчин. Они приковали его наручниками к стулу, в течение трех часов обыскивали дом, а после освободили. Говорят, его жена подавала этим людям кофе с пирожками. Всем нам хотелось знать, что это были за пирожки. С клубничным вареньем? Или с ревенем? А может, это был торт с лимонными меренгами? И как эти люди пили кофе, с сахаром или без?

Ночами наши мужья лежали без сна, вспоминая всю свою жизнь и выискивая доказательства того, что их имена тоже попали в список. Наверняка в прошлом они сказали или сделали что-то не так, наверняка они допустили роковую ошибку, наверняка они в чем-то виноваты. В каком-то таинственном преступлении, которое они совершили, сами того не ведая. Но в чем могло состоять это преступление, спрашивали они нас. Может, вся их вина в том, что во время ежегодного осеннего пикника они подняли тост за Японию? Или в том, что позволили себе непочтительные замечания относительно последней речи президента?

«Он назвал всех японцев гангстерами».

А может, благотворительная организация, которой они сделали пожертвование, каким-то образом связана с врагом? Или кто-то — некий тайный недоброжелатель — оклеветал их перед властями? Но кто он, этот недоброжелатель? Один из клиентов нашей прачечной, с которым мы были не слишком любезны? (Но разве муж несет ответственность за просчет, совершенный женой?) Или угрюмый сосед, клумбу которого наша собака удобряет с упорством, достойным лучшего применения? Как им теперь держаться, спрашивали нас наши мужья, приветливее, чем обычно, или по-прежнему? А как они выглядят, не слишком неряшливо? Вдруг по их лицам сразу видно: они что-то скрывают. Или на их лицах проступает печать злого умысла, такая отчетливая, что она видна всем? Но в чем он состоит, этот злой умысел? Может быть, лица наших мужей — это их единственная вина? Проблема в том, что эти лица никому не нравятся. Более того, едва взглянув на них, люди чувствуют себя оскорбленными.

В январе нам велели зарегистрироваться в полицейских участках по месту жительства и сдать предметы, которые запрещалось держать дома: огнестрельное оружие, бомбы, динамит, фотографические камеры, бинокли, ножи с лезвиями длиннее шести дюймов, сигнальные устройства, включая фонари и прожекторы, — словом, все, с помощью чего мы могли оказать пособничество врагу в случае нападения. За этим последовали ограничения в передвижении: представителям нашей нации запрещалось отдаляться от своих домов более чем на пять миль. Был введен комендантский час, запрещающий нам появляться на улицах после восьми часов вечера. И хотя почти все мы ложились с петухами, многие впервые в жизни затосковали по ночным прогулкам.

«Иногда нам с мужем хочется дойти до миндальной рощи, подышать свежим воздухом».

В два часа ночи мы просыпались и, выглянув из окна, видели, как соседи опустошают наши амбары. Но мы не решались высунуться за порог из страха, что полиции станет известно о нарушении комендантского часа. Мы знали: одного телефонного звонка достаточно, чтобы наши имена оказались в списке. И когда у наших старших сыновей вошло в привычку проводить субботнюю ночь в городе и возвращаться домой в воскресенье утром, мы не спрашивали, где они были и с кем. Не спрашивали, сколько она с них взяла. Не спрашивали, почему к воротникам их рубашек приколоты значки с надписью: «Я китаец». «Пусть развлекаются, как считают нужным», — говорили наши мужья. И мы вежливо желали нашим сыновьям доброго утра и спрашивали, что они хотят на завтрак.

«Яйца или кофе?»

«Когда меня заберут…» Наши мужья все чаще начинали разговор с этой фразы. «Этого никогда не случится», — перебивали мы, но они нас не слушали. «Не забывай давать чаевые развозчику льда, — говорили они. — Всегда здоровайся с покупателями, едва они войдут в дверь, и обязательно называй их по имени». Они рассказывали нам, где лежат свидетельства о рождении детей и когда попросить Пита из гаража заменить шины на грузовике. «Если останешься без денег, продай трактор, — говорили они. — Или теплицу». «Если будет совсем худо, продай магазин», — говорили они. Наши мужья напоминали нам о необходимости следить за осанкой.

«Расправь плечи».

Напоминали, что детей надо воспитывать в строгости и не позволять им отлынивать от домашней работы. «Поддерживай отношения с мистером Хойером из Ассоциации поставщиков ягод, — говорили они. — Он деловой человек и не откажется тебе помочь, если будет нужно». Но чаще всего наши мужья говорили: «Не верь ничему, что обо мне услышишь». «Никому не доверяй», — говорили они. «Ни о чем не рассказывай соседям». «Насчет мышей в погребе не волнуйся, — говорили наши мужья. — Я разберусь с ними, как только вернусь домой». Они напоминали нам, что, выходя из дома, надо иметь при себе удостоверение личности. Напоминали нам, что следует избегать любых разговоров, связанных с войной. Если кто-то поинтересуется нашим мнением, мы должны ответить на провокацию громко, уверенным и невозмутимым тоном. «Не ходи с виноватым видом, — говорили наши мужья. — Разговаривай только по-английски. И забудь наконец эту дурацкую привычку постоянно кланяться».