Охота на Голема - Михаил Шухраев

Жаклин смотрела на все это, не зная, что и думать. Видимо, ее лицо приняло совершенно растерянное выражение.

— О, вот и вы! Я знала, гражданка, что мы с вами еще свидимся! — А вот от обладательницы этого голоса гадалке захотелось бежать, причем немедленно. — Жаль, что мы с вами не оказались поближе, а то эти клуши только и способны, что царапаться! — с презрением сказала та самая ряженая «добродетельная домохозяйка», которая не раз являлась Жаклин в кошмарных снах. Теперь она была одета еще хуже — едва ли не в какое-то вретище, — и смотрела на Жаклин вполне безумными глазами.

— О, я знаю, что мы с вами на пару ее бы просто разорвали, — продолжала ряженая.

Жаклин хотела промолчать, но невольно, словно бы язык ей не подчинялся, пробормотала:

— Убийцу покарает суд.

— Именно, — поддакнула «домохозяйка», чьи седые или же просто выбеленные пряди выбились из-под чепца. — Именно — ее покарает революция. И ее, и всех, кто оказывал ей хоть какое-то содействие. — Она заговорщически подмигнула Жаклин, да так, что у той по спине пробежали мурашки. — Завтра ее осудят, послезавтра — всё! — она провела рукой по горлу. — А будете ли вы присутствовать на казни? — поинтересовалась она.

Ответ Жаклин оказался почти нечленораздельным — вроде «не решила пока».

— А вы, милочка, возьмите, да и придите, — улыбнулась ей ведьма. — У нас там отличная компания подобралась! Уже многих в небытие проводили! Или вы так не считаете и верите в бога? — Она рассмеялась.

Жаклин кивнула, намереваясь уйти. Да и толпа начала редеть — многие отправились к тюрьме, требовать немедленной и жестокой расправы над убийцей Друга Народа.

— Приходите! — закричала ей вслед ведьма. — Там будет интересно!

«Откуда она могла знать? Откуда?!» — стучало в голове Жаклин, когда она шла домой. И кто она, эта странная женщина во вретище, с голосом, который можно было бы даже назвать красивым, говорящая так, как не может говорить простая парижская домохозяйка? Почему она запомнила Жаклин? Что она еще знает? Неужели прослышала о вчерашней встрече с этой убийцей? От кого?

Ответов на эти вопросы не находилось. Жаклин было бы проще предположить, что безумная старуха (а может, и не такая уж старуха) просто читает ее мысли. О том, что подобное может быть, Жаклин слышала от своей матери, когда та учила ее гадательному ремеслу. Но сама она ни с чем подобным не сталкивалась.

Она вернулась домой, тщательно заперла дверь — после начала революции воры и грабители в Париже расплодились в невероятном числе, никакая гильотина не помогала — да и не тащили их на эшафот. Потом, сев в кресло, глубоко задумалась. Эта безумная знает ее в лицо. Возможно, знает о ней гораздо больше. Но, вроде бы, проявляет дружелюбие. Почему?

Зачем ей нужна гадалка?

Была ли сегодняшняя встреча случайностью?

Ответа на этот вопрос, да и на остальные, Жаклин не знала. А ночью ей вновь снились кошмары. И главной героиней кошмаров была все та же безумная «добродетельная домохозяйка», на сей раз — совершенно лишенная всяческого дружелюбия, да и человеческих черт — в кошмаре она сорвала маску, под которой обнаружилось полусгнившее лицо с копошащимися личинками. К Жаклин тянулись мохнатые трехпалые лапы, а бежать она отчего-то не могла…

— Я знаю, кто сообщница убийцы, — шипела тварь, подбираясь ближе. — Именем революции и республики, пора попробовать и твоей крови, жалкая гадалка!

Мохнатая лапа зажала Жаклин рот, она попыталась закричать — и проснулась в холодном поту. Оказалось, что просто неудобно легла — было трудно дышать. Да и в комнате стояла обыкновенная летняя духота.

Жаклин долго ворочалась с боку на бок, пытаясь снова заснуть. Нет, ее кошмары объясняются очень просто, она почти убедила себя в этом. И все же, ощущение какого-то чужого враждебного присутствия не проходило — оно сделалось лишь сильнее.

* * *

Вот именно — присутствие врага. Неужели эти люди, которые гонятся за дармовым счастьем, не ощущают, что за ними начинают следить чьи-то очень злые и враждебные глаза? Почему Жаклин это доступно, а им — нет?

Глупо было задавать такие вопросы. Тем более что она прекрасно знала ответ. У этих людей не было способности различать магию, не было чутья — это во-первых. А во-вторых, тот, самый последний из МЕЧЕНЫХ, судя по всему, заподозрил неладное — и ему этого хватило.

Жаклин была уверена — нужно отыскать еще десять или пятнадцать жертв контракта, и тварь непременно даст о себе знать. И тогда…

Что будет тогда, она пока что представляла смутно. Но твердо знала одно — когда она в очередной раз встретит тварь, у нее хватит сил и умений ее уничтожить. И навсегда обезопасить этот мир. И тогда можно будет просто жить. Ну, если, конечно, к таким, как Жаклин, подходит это слово.

«А почему бы и нет? — размышляла она. — Чем я отличаюсь от обычных людей? Долговечностью? Так это замечательно! Бывать на солнце неприятно — что верно, то верно. Но чтобы сгореть от первого же лучика — это байки! Пить людскую кровь? Но разве это обязательно?!» Она уже давно привыкла к крови животных, к тому же, и доза требуется не слишком большая. А в остальном она — вполне нормальный человек, — ну, если не считать некоторых умений и способностей.

Сегодня она все же позволила себе день отдыха.

Точнее, полдня.

Погода стояла пасмурная, хотя и было еще довольно тепло, но на город неотвратимо надвигалась осень.

Откуда-то с залива дул прохладный ветерок, но здесь, за домами, он почти не чувствовался.

Жаклин прошла мимо собора с рвущимися в небо куполами — и вовсе ее не начинало корчить возле церкви, все это — тоже из разряда баек. Проходя мимо консерватории, она остановилась у памятника Глинке, услышав громкий разговор. Она взглянула на стоящих около памятника людей — нет, оба были самыми обыкновенными, ни один, ни второй не стали жертвами контракта.

Гадалка прислушалась, не сразу уловив английскую речь.

— Это памятник одному из наших величайших композиторов… — терпеливо, и, похоже, в десятый раз втолковывал один из собеседников. Второй — лысоватый человек средних лет — внимательно слушал, важно кивая. По повадкам Жаклин тотчас же признала в нем американца.

— Да, я, кажется, понял, что он — один из величайших русских, — говорил недоумевающим тоном лысоватый. — Но мне хотелось бы знать, кто он? Политик, военный деятель?

— Композитор, — безнадежно отвечал его гид. — Композитор!

Он оглянулся, словно ища поддержки.

Жаклин слегка улыбнулась — ей показалось, что она поняла, в чем дело. Будь этот турист кем угодно — дело показалось бы сложнее, но американец…

«И как они живут, бедные? — подумала она. — Нет уж, закончится вся эта история — можно будет податься куда угодно, только не в Америку! Ведь этот тип наверняка закончил университет, и не самый худший».