Веревочник - Питер Дикинсон

Завидев бабушкин дом, Тилья не выдержала, соскочила с лошади и, утопая в снегу, побежала рядом, погоняя Калико, как корову. У ворот она привязала ее к столбу и, тяжело дыша, кинулась к дому.

Мина сидела у печи. Она обернулась, услышав звук отодвигаемой задвижки.

— Что-то случилось? — резко спросила она. — Конечно случилось. Иначе зачем бы ты пришла к своей старой бабушке?

— Мама ушла петь кедрам и до сих пор не вернулась, — выпалила Тилья. — Пришел Тиддикин, с оборванным стременем. Папа хочет, чтобы мы с тобой пошли ее искать. Говорит, одна я потеряюсь.

— Значит, он не такой уж дурак.

— Он зашел в лес слишком далеко и только недавно выбрался. Выглядит ужасно и до сих пор весь дрожит.

— Значит, все-таки дурак. Ладно уж, иду. Где моя палка? Отдышись немного, пока я собираюсь. Потом поможешь мне надеть башмаки.

Она хромала по дому, ворча из-за боли в бедре — это и было причиной дурного настроения, временами находившего на нее. Сегодня нога явно болела, что неудивительно в такую погоду. Было бессмысленно пытаться помочь ей или поторопить ее — Мина это ненавидела. И к тому же она сделала все, что нужно, за несколько минут: поставила горшки с едой в печь, закрыла вьюшки и достала из сундука теплую одежду. Тилья засунула ее ноги в старые как мир башмаки и зашнуровала их. Когда Мина надела свой овечий полушубок, шапку и обмоталась шарфом по самые глаза, было трудно сказать, женщина это, мужчина или тролль. Они вышли из дома.

Тилья подвела Калико к скамеечке, с которой Мине было удобнее на нее забраться, и помогла ей взгромоздиться в седло, которое отец смастерил специально из-за ее больной ноги, — скорее стул без ножек, чем седло. Мина стонала от боли, а Калико, конечно, норовила улизнуть.

— Теперь я справлюсь, — прокряхтела бабушка. — Дай-ка мне мою палку — я не собираюсь терпеть выкрутасы этого глупого создания. Она с рождения упряма как осел.

Но Калико довольно ретиво отправилась в обратный путь. Она была домоседкой и всегда радовалась возвращению в свое теплое стойло. Тилья бежала рядом, и, когда они добрались до фермы, она совсем запыхалась. Отец ждал их. Он выглядел немного лучше, его лицо уже не было пепельного цвета, но он все еще с трудом передвигался.

— Вы быстро вернулись, — сказал он. — До темноты еще часа четыре. Мина, тебе нужно отдохнуть?

— Лучше уж я останусь в седле, — ответила та. — Слезать и залезать на это животное — слишком хлопотное дело. А вот Тилье отдых не помешал бы — она совсем выдохлась.

— Она отдохнет в седле. Я запряг Дасти в сани. Если Селли ранена, вы не сможете посадить ее на лошадь. Ты готова, Тилья?

Не дожидаясь ответа, он взял Калико под уздцы и направился в конюшню, где Дасти уже ждал их, запряженный в сани. В вечерних сумерках он казался огромным и величественным. Папа купил его всего четыре месяца назад, заплатив в два раза больше, чем собирался, и еще никому не позволял брать его. Тилья испуганно глядела на гиганта.

— Но… ведь… — заикаясь, пробормотала она.

— Тиддикин совсем выбился из сил, — сказал отец. — К тому же он бы все равно не смог тащить сани так далеко. Не бойся, просто помни, что ты главная, и тогда Дасти тоже будет об этом помнить. Теперь слушайте. Я положил в сани одеяла, флягу с горячим питьем, хворост, поленья, пару штормовых фонарей, масло для них, брезент, шесты и веревки, чтобы вы могли сделать себе укрытие — но это на крайний случай. Я хочу, чтобы вы вернулись до наступления темноты. Найдете вы Селли или нет — возвращайтесь к ночи. Слышишь меня, Мина? Ты можешь поступать как хочешь — ты все равно так и сделаешь, — но я хочу, чтобы Тилья была дома к вечеру.

Мина пристально посмотрела на него с высоты своего седла. Они не очень-то ладили, поэтому она и жила отдельно в своем домике. Ферма по закону все еще принадлежала ей, а после ее смерти должна была стать маминой, но папа был фермером и поэтому вел себя так, словно был хозяином.

Не дожидаясь ответа, он обхватил Тилью за талию и посадил на Дасти. Ей показалось, будто она сидит не на лошади, а на стволе огромного поваленного дерева. Он вручил ей поводья и вывел Дасти в бушующую непогоду. Поводья Калико он привязал к саням.

— Я не пойду с вами, — сказал он. — Я больше ничего не могу сделать, у меня все еще плывет перед глазами. Удачи. И спасибо тебе, Мина.

Он похлопал Тилью по колену и пошел к дому. Анья помахала им рукой с порога кухни. Тилья помахала в ответ, дернула поводья и щелкнула языком. Дасти огромными шагами двинулся вперед. Калико сначала упиралась, но потом, после увесистого бабушкиного шлепка, понурилась и смирилась с судьбой.

Они пересекли луг и пустошь за ним. Когда они добрались до леса, Тилья оглянулась — фермы не было видно. Среди голых ветвей свистел и завывал ветер, увлекал снежинки в безумные хороводы и вдруг с силой бросал на землю, наметая сугробы и словно бы разбрасывая по лесу белые лоскутки. Никакой дороги не было, но ехать ничто не мешало — не было ни подлеска, ни нижних веток. Деревья росли тесными рядами, вырываясь в высь в борьбе за солнечный свет.

Тилья только один раз в жизни заходила глубоко в лес — прошлым летом, во время той странной прогулки с мамой к озеру. Обычно они ходили по кромке леса, собирали хворост, грибы, расставляли силки для мелкой дичи. Когда они с Миной зашли в лес, она хорошо представляла, где находится озеро, но потом поняла, как легко могла бы заблудиться. Лес казался бесконечно однообразным: невысокие холмы, одинаковые, как колонны, стволы деревьев, лишь кое-где возвышался, подобно башне, кедр-великан. Солнца, по которому можно было бы ориентироваться, не было видно, а ветер постоянно менял направление.

Когда они зашли глубоко в лес, Тилья отвязала поводья Калико от задка саней, чтобы Мина могла сама направлять лошадь. Калико не хотела отстать от Дасти здесь, в чаще леса, но и поспевать за его широким шагом ей удавалось только с трудом. Поэтому она то бежала трусцой, то переходила на неуклюжий галоп.

Тилья услышала за спиной стон Мины и повернула Дасти назад.

— Как твоя нога? — спросила она.

— Бывало и получше. Но нам уже недалеко.

— Может, ты просто укажешь мне, где озеро, а сама поедешь домой?

— Значит, ты ничего не чувствуешь? Не чувствуешь, где озеро?

— Нет.

Обычно сердитый взгляд Мины изменился, она вздохнула и посмотрела в сторону. Помолчав немного, щелкнула поводьями.

— Поехали дальше, — сказала она. — Нечего тут зря болтать.

Они продолжили путь, но то, как Мина замолчала и задумалась, напомнило Тилье прогулку с мамой. Они стояли под кроной величавого кедра и любовались на сияющую водную гладь.

— Ты что-нибудь слышишь, милая? — спросила мама. Было что-то странное в ее голосе: и тревога, и какое-то ожидание.

Тилья замерла, ожидая услышать какой-нибудь необычный звук, но слышала только шепот ветерка среди ветвей да воркование двух голубков.