Что-то гадкое в сарае - Кирил Бонфильоли

В-третьих — и это самая известная публика — богатые иммигранты, приехавшие, дабы насладиться причудливыми налоговыми льготами Острова. Тот умеренный налог, что они платят, раздувает местную казну так, что джерсиец полагает сие непростительным. Кое-какие иммигранты — совершеннейшие трезвенники (именно эдак, среди прочего, сдается мне, и можно разбогатеть), но большинство тоже беспробудно пьяно: виски здесь продается за ту же цену, что и дешевое вино, но гораздо вкуснее.

Они привозят с собой столько денег, что я иногда опасаюсь, не утонет ли Остров под их массой. Беседы с ними искрометны, пока вы не отходите от темы длины их гостиных — или «салонов», как это называется на местном «арго».

Сюда за ними, подобно стае алчных стервятников-дерьмоедов, привалили орды банкиров и прочих заемщиков всех степеней продажности, и теперь наиболее соблазнительные куски недвижимости в Сент-Хелиере расхватываются этими бесстыдными обжорами, едва освобождаются. Это, по всей вероятности, плохо.

Кроме того, существует ряд категорий помельче, вроде аристократии и мелкопоместного дворянства, португальских официантов, индийских торговцев мишурой, кочевых барменш и пьяных романистов, но все они — хоть по своему преимуществу и милые люди — к нашей истории отношение имеют незначительное.

Фауна

Опора экономики и единственное крупное млекопитающее, за исключением джерсийской дамы, — джерсейская корова. Она грустноглаза и довольно красива, а кроме того, секретирует изумительное густое молоко. Водится на привязи, ибо пастбища ценны, а изгороди дороги; зимой «покрывается» макинтошем из целлофана, летом щеголяет в шляпке от солнца. Да-да, честное слово. Еще здесь есть кое-какие свиньи, но овец, я предполагаю, нет — по каковой причине, быть может, некий шотландский полк так никогда и не был здесь расквартирован. В большом количестве имеются лошади, поэтому в любой час дня вы можете наблюдать, как по дорожкам гарцует пригородная кавалерия.

Дикая живность редка, если не считать морских птиц; доминирующие виды — сорока и воробей. Охотничьих угодий нет, а следовательно, нет и егерей, поэтому всех птенцов пожирают вездесущие сороки; лишь воробей, эта птица Венеры, способен переспарить соро́к, колтыхая свою партнершу круглый год, экий выносливый парнишка. В конце осени иногда случаются мелкие редкие птички на перелете — они присаживаются отдохнуть в полях нерожденных нарциссов.

Флора

Сия по преимуществу представлена травой и огородами, последние — зачастую в мучительно кричащем разнообразии. На клочках земли, ожидающих разрешения к освоению, произрастает кое-какой папоротник-орляк и утесник обыкновенный, а все остальное — роскошные посадки: ранний картофель, нарциссы, анемоны, помидоры и — там и сям — робкая цветная капуста. Определенные виды кочанной капусты на непомерно длинных стеблях выращиваются специально для туристов с фотоаппаратами: местные жители невозмутимо уверяют приезжих, что растят ее на прогулочные трости, но такому ведь никто в здравом уме не поверит, правда?

Постройки

Эти варьируются от унылых до нелепых с заездом в претенциозные. Сент-Хелиер по всем статьям — сплошной припадок архитектурного веселья; даже сэру Джону Бетжемену[5] вряд ли удалось бы сохранить серьезный вид. В сельской местности характерная постройка — крупный и мрачный фермерский дом, сложенный из гранита цвета печенки, с огромными наружными стенами и нехваткой окон. Богатые приезжие рьяно расхватывают подобные здания и отвратительно их модернизируют. Завершенный продукт стоит в десять раз больше сопоставимого дома в Англии. Не знаю, хорошо это или плохо.

Язык

Тут все не очень просто. Подлинный джерсиец из ремесленного сословья говорит на языке, который вполне напоминает английский, пока не вздумаете его понять; и тут вы осознаёте, что это больше похоже на говор австралийца, подражающего ливерпульцу. «Его», к примеру, произносится как «йо», а большинство фраз начинается с оборота «Бож-мо» и заканчивается вокабулой «э?». Это противный язык, и человек с готовностью научается его не любить.

Законы и прочие официальные материи записываются на изящном и старомодном нормандском французском, напоминающем латынь Книги Судного Дня[6]. Члены знатных и древних джерсийских семейств по-прежнему умеют на нем говорить, как мне рассказывали, только ни за что в этом не признаются..

Истинный же «патуа Жерзэ»[7] на все это совершенно не похож и варварск до невероятия. («Гиннезэбуанпортэ»[8].) Если я скажу вам, что слово «Джерси» представляет собой латинскую «Кесарию», думаю, вы меня поймете.

И, наконец, большинству торгового люда удается воспроизводить достаточно школярского французского современного розлива, чтобы сильно озадачивать кочевых сезонников — в особенности поелику эти последние обычно усталы и пьяны.

Полиция

В Сент-Хелиере базируется небольшой контингент, называемый Платной Полицией. Я уверен, это название им по вкусу. Они очень похожи на английскую полицию, только их меньше и они не такие сердитые. У них есть мундиры и оборудование; на вид честны и дружелюбны; людей не бьют. В отличие от некоторых моих знакомых.

Гораздо важнее (за пределами Сент-Хелиера) Почетная Полиция — эта, разумеется, неоплачиваемая. Мундиров они не носят — вы обязаны знать, кто они такие. В каждом из дюжины Приходов имеется свой «коннетабль»; ему подчиняются «сентениры»[9] — каждый, в теории, защищает и дисциплинирует сотню семейств и руководит пятью «вёнтаньерами»[10], которые оберегают каждый по двадцать семей. Все это выборные посты, но сюрпризы на выборах преподносятся редко, если вы меня понимаете, да и в любом случае конкуренции за такую честь мало.

На Джерси по закону никто не считается арестованным, пока сентенир не постукает ему по плечу нелепой крохотной дубинкой — символом полномочий (можете вообразить, как нравится Платной Полиции это правило); а сентенир, куда-либо задевавший свою дубинку, говорят, отрывает ручку от ближайшей цепочки смывного бачка. К счастью, сентенирам нечасто приходит в голову арестовывать своих друзей, соседей и родню — если, конечно, правонарушение не тяжко, — и таким образом правительственные средства понапрасну не расходуются, а уборные по большей части остаются в неприкосновенности. На самом деле, все устроено весьма приятственно. Сентенир отводит оступившегося соседа в уголок на тихую беседу, внушает ему страх Божий, тем самым предотвращая рецидив гораздо действеннее, нежели это бы сделали дорогостоящий судебный процесс, условное осуждение и год встреч с каким-нибудь безмозглым сотрудником службы пробации, получившим диплом по общественным наукам в Нерсдлийском политехническом институте.