Ты пахнешь корицей - Ника Драйв

— Отпустите меня, — попросила она охрипшим голосом, — не надо…

— Не надо обманывать. Ведь тот оборванец, с разбитой мордой, никто тебе, а разыграли меня! Целый спектакль устроили! — распалял себя длинный. — А я не верю! — с надменной интонацией заявил он.

— Ради магии, — взмолилась девушка, теперь луна освещала её прелестное, слегка побледневшее, лицо.

Глаза казались темными пятнами, кожа серебрилась от потустороннего света луны.

— Что тебе стоит? — длинный толкнул девушку к подонку поплотнее.

— От тебя не убудет! — пискляво прокричал плотный, расстегивая штаны.

— Я думаю…

Я собирался выйти из тени, но не успел, как и не смог узнать, что же думает этот раскосый длинноволосый мерзавец?

Потому что вместо белой принцессы в лунном луче появилась белая волчица. Сейчас она доходила до плеча длинному, а в нем было все два метра.

С белой, серебрящейся в лунном свете шерстью и яркими желтыми глазами, волчица казалась такой же нереальной в городской обыкновенной подворотне, как белая девушка в грязном ночном клубе.

Волчица зарычала и оскалила зубы, и эти жалкие душонки вжались в стены, но она бросилась на длинного, раздирая когтями куртку, рубашку у него на груди, а потом ударила каждого, целясь когтистой лапой в лицо.

Они разбегались с воем и руганью, плотный так заторопился, что запутался в сползающих штанах, и волчица ударила его когтистой лапой по толстому заду, оставляя глубокие заалевшие кровью царапины. Плотный завыл и, выскочив из штанов, скрылся из виду.

А на заплеванном, замусоренном асфальте среди островков грязного снега и желтых окурков лежала белая девушка, лунная волчица, свернувшись в тугой комочек. Её одежда превратилась в грязные лоскуты капрона, шелка и кожи. Девушка поместилась у меня на руках, под моей курткой вся, теплая совершенно голая и очень красивая. Она плакала тихонько, я задохнулся от жалости и нежности к ней, но всё равно с деловитой бессердечностью спросил:

— Лицензия на обращение в черте города есть?

— Есть, р-р-р, — просипела-прорычала она, в голосе еще долго будет слышаться волчье рычание, — дома, р-р-р. Отнеси меня домой, р-р-р, маг.

Она доверчиво прижалась ко мне и затихла. Я спросил её адрес, она прошептала его едва слышно. Обращение забрало все её силы без остатка. Я шагнул в дверцу магической сети и набрал площадь Великих открытий.

— Это мой дом, — шепнула мне на ухо девушка, когда мы вывалились из дверцы с краю площади перед престижной жилой башней с красной черепицей на крыше, с затейливыми фигурками флюгеров и вычурными балкончиками.

Что ж высотка из розоватого кирпича с крепким седым консьержем и дорогим ковром на лестнице была подходящим жильем для лунной принцессы, но не для оборотня.

— Кто это с вами, госпожа? — преградил нам путь высокий старик.

Девушка сипло проговорила:

— Наемник, всё хорошо.

Крепкий седой консьерж нахмурился, но больше ни о чем не спросил.

Я побрел по лестнице.

— Второй этаж, пятнадцатая квартира, — шепнула мне девушка, отперев дверь заклинанием, попросила, — отнеси меня в ванную.

Я посадил её на край огромной белоснежной ванны, отражающейся в синей блестящей плитке пола и стен, и оставил одну.

Квартирка, состоящая из одной комнаты, в которой была широкая кровать, застеленная серебристым шелком, стойка-столовая-кухня, вся из серебристых узких шкафов и блестящих холодных поверхностей, была роскошной. Стены белые, пол — серебристая плитка. Два окна, в половину стены каждое, ничем еще не занавешенные. Странно, казалось, что здесь никто не жил. Квартира с картинки-рекламы элитного жилья. Пока я внимательно оглядывался, девушка отогрелась в горячей воде и восстановилась. Волки-оборотни не самые сильные, но очень выносливые. Я обернулся на едва слышный шелест.

— Кто ты такой? — девушка в растянутой синей майке и широких джинсах, растрепанная, босая и такая теплая и родная стояла за спиной. — Полицейский? Бродячий маг? Или потерянная душа?

Я чуть было не сказал, что потерянная душа, их окутывал потрясающий девиц романтический флер. Хотя… по-моему, ничего интересного в маге, которого насильно лишили возможности колдовать на время или навсегда, быть не могло.

— Не угадала, — я легко поборол глупое стремление соврать, — а ведь консьержу ты сказала истинную правду: я — наемник, бродячий маг. А ты оборотень?

— Да. Меня зовут Ася, Анастасия, — она протянула мне ладошку, — а твое имя? — она разглядывала меня, словно могла прочитать имя на моем разбитом лице.

— Артём, — буркнул я, пожимая её теплую ладошку, — Громов.

— Поцелуй меня, Тём, — попросила она, прижимаясь всем телом ко мне.

Аромат с горчинкой: апельсин и мята. Голое горячее тело под тонкой майкой и широкими штанами. Я осторожно спустил лямки. Коричнево-розовые соски на округлых белых грудях напряглись. У меня в глазах потемнело от крови, ударившей в голову. Руки дрожали, когда я обнял Асю. Она поцеловала меня в губы. Её губы пахли апельсинами, их неземной странной сладостью, а нежная кожа Аси отдавала чуточку горчившей мятой. Мое тело отреагировало неожиданно бурно.

— Ну, чего ты ждешь? — спросила она, оторвавшись на миг от моих губ и совершенно естественно освобождаясь от майки и штанов.

Я подхватил её голую, горячую на руки и отнес на постель, руки тряслись, когда я начал раздеваться. Оторванные пуговицы полетели на пол, ремень хлестнул меня по бедру. Молния на куртке поранила ладонь. Одежда казалась досадными путами. Не то, чтобы у меня давно не было женщины. Девушек-оборотней не было никогда.

Когда я освободился от тряпок, девушка тихонько зарычала и укусила меня за обнаженные плечи, её руки заскользили по моей спине, бокам, животу, бедрам, оставляя отметины когтей на моей коже. Боль переплеталась с наслаждением, добавляя остроты ощущениям. Сладостная судорога захлестнула нас обоих, мы еще долго лежали, вжавшись друг в друга. Пока мой член не обмяк, и девушка, странно улыбнувшись, не выскользнула из моего захвата. Она совершенно естественно поцеловала член, лизнула, дурачась. И склонила голову набок, наблюдая, как он растет и твердеет. Она снова коснулась его губами, и попыталась ускользнуть от меня. Но я сгреб девушку руками и овладел ею, всё так же вздрагивая от желания, грубо сминая груди, накрепко прижимая её тело к своему. Она рассмеялась и задвигалась мне навстречу. На этот раз мы любили другу друга медленнее, и разрядка была дольше, слаще, ослепительнее.

Мы полежали рядом, отдыхая, но я осторожно откинул одеяло, чтобы полюбоваться девушкой, и не смог удержаться: мои губы касались всех изгибов серебристого тела Аси. Она казалась мне статуей, отлитой из светлого металла, и одновременно я чувствовал трепет её дыхания на своей коже, слышал стук её сердца.

Я не понимал, что прекраснее? Её тяжелые груди с твердеющими от прикосновения моих губ коричневыми сосками? Или прихотливый изгиб талии, переходящий изящной линией в округлость бедер? Нежные руки с длинными тонкими пальцами? Или крошечные ступни с милыми маленькими пальчиками и накрашенными черным лаком крохотными ногтями? Изгиб подъема ступней я целовал, задыхаясь от желания и наслаждения. Пальчики-крохотули облизал, бормоча с удивлением: «Апельсин, мята, апельсин, мята…»