Воздаяние - Сергей Анатольевич Толстой

ящики были аккуратно поставлены в телегу и надёжно скреплены друг с другом. На земле остались стоять пара совершенно пустых. Отец подрагивающими руками убрал их в подпол и не глядя на маму сказал:

— В этот раз ещё минус два. В прошлый был один.

4

Тем временем вечерело. На площади возле Ратуши начали зажигать костры и мужчины стали греть озябшие руки, положив оружие на мостовую.

Мой праздничный наряд кроме платья, расшитого золотыми звёздами, состоял также из чепчика с кружевной маленькой чёрной вуалью до подбородка, из-за чего я плохо видела происходящее вокруг себя.

Светлое пятно, задыхаясь от слёз, коснулось моего лба тремя пальцами и еле выдавило из себя маминым голосом: «Я не буду смотреть тебе в спину». Через мгновение лба коснулись ещё раз и какой-то не похожий ни на кого мужской голос сказал: «Я тоже». На меня надвинулась непроглядная темень и клацнул входной замок двери.

Ноги потеряли твёрдость, сверху обрушилась звенящая тишина и пустота. Страх и паника бросились на меня со всех сторон, подкашивая коленки и почти лишая рассудка. Я начала мягко оседать на землю и точно бы упала, если бы меня под руки с двух сторон сейчас же не подхватили.

— Мы здесь, — раздался голос одной из Сестёр.

— Трое с тобой, дитя, — произнёс второй, — мы поможем тебе.

Меня аккуратно развернули и направили в нужном направлении. Сзади послышалась ещё одна пара шагов и дробный стук колёс телеги по мостовой. Ну да, её везла третья Сестра.

— Аккуратнее, ступеньки, — не успела я услышать предупреждающий голос, как носок моих праздничных туфелек ударился о что-то твёрдое. Руки, поддерживающие меня, были мягкими, но уверенными, поэтому я не боялась упасть. Страх прошёл, оставив ощущение нереальности происходящего. Как будто бы всё это происходит не со мной, а я лишь сторонний наблюдатель. Хоть мне и приходится в это время находиться в теле маленькой девочки.

Шли мы достаточно долго, ведь нам нужно было мало того, что покинуть территорию города, так ещё и достаточно сильно углубиться в Тёмный Лес, чтобы достигнуть конечной точки нашего путешествия. Очень скоро я почти перестала различать даже бесформенные пятна. Зато обострились запахи и звуки. И я не узнавала привычного Леса. Где шорохи, потрескивания, неаккуратные шаги оленя вдалеке? Где обычная жизнь, которая невидима нашими глазами, но происходящая, и которую мы фиксируем своими ушами как привычный фон? Такое впечатление, что всё в ужасе замерло и боялось пошевелиться. Единственное, что осталось без изменений — Лес пах как обычно. Прелыми листьями, сыростью, мхом и влажной землёй.

Я давно потеряла счёт времени, но оно и перестало для меня быть. Существовала лишь я, переставляющая ноги, поддерживающие меня руки, да поскрипывающая колёсами тележка сзади. Все мы находились в каком-то пространстве без верха и низа, окружённые только привычным запахом. Но и он был нереальным, как и происходящее.

— Мы на месте, дитя, — услышала я голос Сестры, — теперь мы оставим тебя. Но ты не должна бояться, всё в руках Трёх. Вот здесь, — мне в руку ткнулся деревянный борт, — твой груз. Будь достойна.

Послышались удаляющиеся шаги. Я осталась одна.

Просто сказать — не бойся. Хотя это достаточно тяжело сделать, если ты маленькая девочка ночью в Лесу. Пробирающий меня озноб заставлял постукивать зубы и туманил голову. Хотелось сорвать повязку и убежать отсюда домой. Но я не могла.

Где-то вдалеке заполошно закричала взлетающая ворона и послышались они. Мягкие, но очень тяжёлые касания земли лапами. Это бежал он. Зверь.

5

От невыносимого ужаса я непроизвольно попятилась назад, но не смогла этого сделать, так как моя спина упёрлась в ледяное дерево тележки.

Глухие, мягкие удары лап о землю невозможно быстро приближались.

Тело отказалось меня слушаться, бросив бесформенным кулем на опавшую листву. Треснутая спица тележки ножом впилась мне в спину, чуть ниже левой лопатки, но сил пошевелиться просто не осталось. Невозможно хотелось кричать от заполнившего всё тело страха, но на окраине теплившегося разума еле-еле мигали слова Сестры «Будь достойна!».

Зверь последним мощным прыжком преодолел оставшееся расстояние, остановившись рядом с тележкой.

Я открыла рот, чтобы закричать, но смогла только забулькать что-то нечленораздельное.

Зверь приблизил свою морду к моему лицу, обдав смрадом своего дыхания, убедился что это я, и отошёл чуть в сторону, к открытому борту с находящимися внутри сосудами с капельками Счастья. В несколько мгновений поглотив всё, что находилось внутри, Зверь заревел и бросился ко мне. Его открытая пасть с клыками упёрлась мне в лицо.

— В прошлый раз я говорил тебе, что этого мало. Сегодня ты принесла ещё меньше!

— Больше… Больше ничего нет, — вязкая слюна во рту ещё больше мешала еле ворочающемуся языку.

Зверь вначале замер, а потом сделал пару шагов назад.

— Значит, время пришло.

Всё. Я внезапно осознала, что очень скоро умру. И от понимания этой простой, и уже не кажущейся такой уж страшной мысли, я успокоилась. Торчащий, казалось, уже во мне, кусок сломанного дерева перестал беспокоить. Вот и всё.

Стоящий напротив Зверь сделал выдох и, словно подтверждая мою мысль, произнёс:

— Вот и всё.

Затем оскалил клыки, выпустил когти, ощетинился, забросил голову вверх и зарычал. От этого звука задрожали даже камни на мощёной площади нашего города, а у Триарха выпала из рук и разбилась о мраморный пол Храма стеклянная фигурка Триединого во время Воздаяния Хвалы. Все находящиеся там в этот момент люди начали панически переглядываться, а Триарх закрыл глаза. Он всё понял.

Зверь присел на задние лапы и, собравшись в один комок, прыгнул, одним махом исчезнув с поляны Тёмного Леса. Он ворвался в город и начал без разбора уничтожать всех, до кого мог дотянуться и кто попадался у него на пути. Его клыки рвали такую мягкую человеческую плоть, казалось, совершенно без усилий. Кровь, крики и ужас заполнили такой тихий и спокойный городок. Вооружённые люди пытались организовать сопротивление, но их оружие, казалось, не приносило Зверю никакого ущерба. Ослеплённый яростью, он только усиливал свой напор до тех пор, пока не уничтожил всех, кто мог ему сопротивляться. И только тогда он ударами своих огромных лап разбил запертые двери храма и начал уничтожать находившихся внутри. Триарх так и не открыл глаз.

Всё закончилось достаточно быстро. Однако обратный путь израненному, залитому чужой и своей кровью Зверю, дался нелегко. Хромая сразу на три лапы, с выбитым глазом, он тяжело ступая, зашёл на поляну. Подойдя ко мне, он завалился на бок и прохрипел:

— Сделано. Теперь ты.

И только после этого мне