Богач и его актер - Денис Драгунский

Однако еще дня через два мальчик пошел купаться и увидел, что дядя только что вылез из воды, обтерся полотенцем, а когда мальчик приблизился к берегу озера, уже снова был в своем сером пиджаке, разве что босиком, в подкатанных брюках. Мальчик понял, что возникнет неловкость, если он станет молча купаться, не обращая на дядю никакого внимания. Это было бы крайне невежливо по отношению к седому господину, офицеру, да к тому же родственнику. Поэтому мальчик сказал:

– Здравствуйте, господин полковник.

– Ты хотел сказать «здравствуй, дядя»? – засмеялся полковник.

– Ну да, – кивнул мальчик.

– Если да, тогда так и скажи! – Полковник засмеялся еще громче.

– Здравствуйте, дядя, – сказал мальчик.

– Не здравствуйте, а здравствуй. Здравствуй, дядя, здравствуй, Ханс. Ну-ка, еще разочек: здравствуй, дядя, здравствуй, Ханс! Можешь?

Мальчик покраснел, ему стало чуть-чуть обидно. Но он собрался с силами и повторил:

– Здравствуй, дядя!

– Здравствуй, мой дорогой! – Полковник протянул ему руку. – Купаться?

– Пожалуй, – сказал мальчик и подошел к воде. Там были деревянные мостки. Он сел на корточки, нагнулся и попробовал воду рукой. Обернулся к полковнику:

– Нет, все-таки холодно.

– Который час? – спросил полковник.

– Минутку. – Мальчик, выпрямившись, залез в карман, вытащил маленькие серебряные часы. – Половина десятого, господин полковник, то есть извините, то есть прости, половина десятого, дядя.

– Давно проснулся? – поинтересовался полковник.

– Буквально полчаса, – ответил мальчик. – Еще не завтракал.

Полковник присвистнул и почему-то опять захохотал.

– Что, дядя? – Мальчик поднял брови.

– Да нет, ерунда, а я вот собираюсь на второй завтрак. Давай быстренько купайся и пойдем.

– Пожалуй, нет, – отказался мальчик. – Купаться не буду, вода холодновата.

– Послушай, Ханс, – начал полковник. – Магда и Хенрик, твои мама и папа, сказали мне, что ты собрался в армию. Это правда? Или они пошутили?

– Правда.

– Как интересно! Значит, ты не хочешь купаться. Пошли к дому.

По дороге дядя спрашивал, чего это вдруг молодой Якобсен захотел идти в армию, но мальчик хмыкал, пожимал плечами и мыском ботинка пинал камешки на тропинке. Дядя смотрел на него искоса, улыбаясь в свои коротенькие серебряно-седые усики. В столовой никого не было.

– Пойду попрошу, чтобы мне дали завтрак, – сказал мальчик. – И тебе, дядя, тоже.

– Погоди, – остановил его дядя. – Пойдем-ка ко мне.

У себя в комнате он сел в кресло и поставил мальчика перед собой:

– Мой дорогой Ханс, армия была бы счастлива иметь в своих рядах еще одного представителя старинной и почтенной семьи Якобсенов, но погляди на себя, в котором часу ты сегодня проснулся? В котором часу, я тебя спрашиваю?

– В девять, – ответил мальчик, пожав плечами. – Каникулы же.

– И Магда тебе это разрешает? – изумился дядя. – Я с ней поговорю. Впрочем, нет. Я с ней не буду говорить. Ее родительское право – баловать свое чадо, растить из него неженку или воспитывать настоящего мужчину. Пока еще ты принадлежишь своим родителям, дорогой Ханс, и они, хорошо это или плохо, имеют право лепить из тебя ту куклу, какая им нравится. Понравится ли эта кукла обществу – второй вопрос. Однако мне почему-то кажется, – продолжал дядя-полковник, – кажется мне, что мальчик, который встает в девять часов утра, не приспособлен для армии. Я бы так сказал: не рожден для нее. А ну-ка! – Он встал. – Разденься, милый Ханс, и я разденусь тоже. Мы могли бы это сделать на озере, но ваше высочество не соблаговолило купаться, вода, видите ли, холодная; давай разденемся здесь.

– Прямо догола? – испугался мальчик. – Прямо оба?

– А что тебя смущает? – спросил полковник.

– Боюсь, в этом есть что-то дурное. – Мальчик отступил на два шага.

– Во-первых, не догола, а до пояса, – сказал полковник. – А во-вторых, в казарме, где живут курсанты или кадеты, мальчики действительно раздеваются совсем догола и ходят так, совершенно не стыдясь друг друга. Это армия. Если ты в этом видишь что-то дурное… – Он замолчал, снял с себя пиджак, потом рубашку и нижнюю фуфайку. – Раздевайся, Ханс, до пояса, слышишь? Давай посмотрим друг на друга. А теперь иди сюда. Здесь есть зеркало.

У Ханса заполыхали щеки, потому что дядя был худощав, поджар и очень мускулист. Курчавые седые волосы на груди скрывали мощные грудные мышцы. У него были круглые плечи, сухие, но рельефные бицепсы, крепкие локти, квадратики на животе. Дядя втянул живот, и его брюшной пресс отрисовался еще более эффектно.

– А ты? – сказал дядя. – Тебе четырнадцать лет и семь месяцев, а тело у тебя как у двенадцатилетней девчонки. Ну-ка, согни руку в локте, подними руку повыше, напрягись. Разве это мускулы? Откуда у тебя эти странные мысли?

– Я все равно хочу в армию, – уперся мальчик.

– Может быть, ты просто не хочешь торговать? Тебе опротивели разговоры о капиталах, о прибыли, акциях и векселях?

Мальчик молчал.

– Но, милый Ханс, есть тысячи прекрасных и благородных профессий.

– Мусорщиком? – вдруг ощерился мальчик.

– Это еще зачем?

– Мне папа все время так говорит: «Не хочешь учиться, не хочешь заниматься тем же, чем занимались твои предки? Есть масса прекрасных и нужных профессий, необходимых для общества. Например, мусорщики, например, трубочисты, например, милосердные братья в домах призрения. Очень уважаемые профессии». Вот что мне постоянно твердит папа. И вы туда же?

– Не вы, а ты, – с улыбкой поправил дядя.

– И ты туда же! – возмутился мальчик.

– Никоим образом! Почему ты должен быть мусорщиком? Во-первых, мусорщики тоже рано встают и должны обладать немалой физической силой. А во-вторых, есть много чудесных, даже нежных профессий. Ты можешь стать художником, можешь стать писателем, газетным репортером или критиком. Поэтом! У тебя есть музыкальный слух? Тогда тебе прямая дорога в композиторы. Да и вообще, скажу по секрету… – Дядя приблизил к нему лицо и зашептал в ухо, чуть ли не покалывая седыми стрижеными усами мальчикову щеку. – Только не говори Хенрику и Магде. Обещаешь? Твой отец заработал столько денег, приумножив капиталы своих предков, что ты имеешь полную возможность никогда не работать. Мой тебе совет: сделай вид, что прилежно учишься. Поступи сначала в коммерческое училище, потом в университет на математический факультет, поезжай повышать квалификацию в Париж, затем немного попрактиковаться в Нью-Йорк, слушать лекции знаменитых профессоров, посещать клубы, где собираются крупнейшие биржевики и промышленники. Учиться у них персонально! Я думаю, сам господин Карнеги не откажет дать аудиенцию сыну почтенного предпринимателя из Европы. И таким вот образом ты имеешь полную возможность проволынить лет до тридцати пяти. Твой отец немолод, ты ведь поздний ребенок. Довольно скоро ты окажешься богатым наследником, будешь вставать в девять, в десять, а то и в полдень, пробовать пальчиком воду в озере, возвращаться домой, где слуги тебе приготовят кофе со сливками, – и так до глубокой старости. Плохо ли?