Полет над разлукой - Анна Берсенева

Впервые услышав название клуба, в котором ей предстояло работать, Аля не сдержала улыбки.

– Ты чего? – удивилась однокурсница Лина Тарас, сосватавшая ее на эту работу. – Приличное название, по-моему, ничего смешного.

– Да нет, я не потому, – объяснила Аля. – Конечно, приличное. Но, думаешь, хотя бы половина клиентов понимает, что это такое?

– А зачем им понимать? – пожала плечами Линка. – Абы деньги платили.

Аля знала, что говорила, когда сомневалась в подкованности клиентов «Терры» в латыни. Год прожив с Ильей, она не понаслышке знала лучшие московские ночные клубы и рестораны. И хотя за три года открылось множество новых, но суть не изменилась. Поэтому она и понимала: трудно ожидать, что у нового, никому не известного заведения вдруг появятся клиенты из элиты бизнеса или богемы. Ну, будут ходить не слишком крутые бандиты, студенты да мелкие бизнесмены, не обремененные образованием и готовые заниматься без разбору всем, что приносит деньги. На таких людей и предстояло работать.

Это было неприятно, но Алю не смущало и не пугало. Ее вообще почему-то ничего не испугало за время, прошедшее после расставания с Ильей. Жизнь менялась почти ежедневно, и поэтому три года казались ей бесконечно долгими. Хотя ведь в юности время вообще течет медленно…

Она не могла точно определить ни причины своего странного бесстрашия, ни даже того, радоваться ему или печалиться. Это было что-то смутное, так же неясно тревожащее, как забытье собственного возраста, как привычка к душевному холоду. И такое же тоскливое, как ноябрьский мокрый снег на пустынной набережной.

Аля не опоздала, но пришла последней. Барменша Ксения, конечно, была уже на месте и бросила на нее такой пронзительно-осуждающий взгляд, который лучше было не замечать, чтобы не испортить себе настроение на весь вечер. И Рита, напарница, уже протирала столы на своей половине пустого зала.

– Ритуля, протри мои, а? – попросила Аля. – Промокла, голову надо подсушить, а то рассопливлюсь до завтра.

– Сбегай, – кивнула Рита. – Все равно мыдлоны не скоро соберутся.

Мыдлонами называли клиентов, и в этом названии было точно отражено то бесконечное презрение, которое питали к этой категории людей все без исключения работники ночного клуба.

Фен Аля попросила у посудомойки Кати. Кате было восемнадцать лет, она стояла на низшей ступени клубной социальной лестницы, но выглядела всегда так, как будто ей вот-вот предстоит бросить грязную посуду, вытереть руки и сесть за столик в зале рядом с самым роскошным мыдлоном. Такой поворот судьбы был маловероятен, еще невероятнее было бы ожидать, что кто-нибудь, перепутав кухню с туалетом, забредет на Катин огонек и оценит красоту посудомойки.

И тем не менее именно у Кати, а не у шикарной барменши Ксении всегда имелся в сумке полный набор парфюмерии и косметики, зубная щетка последней модели, кружевные трусики, чулки и прочие интимные мелочи и даже маленький фен с «пальчиками», которые, согласно рекламе, делают прическу пышной.

Правда, подпышнять прическу феном Але было ни к чему: ее светлые волосы, казавшиеся воздушными, на самом деле были жесткими, как проволока, и поблескивали в вечернем свете. Из них можно было соорудить любую прическу за пять минут, и любая смотрелась эффектно. Подсушивая волосы, Аля украдкой разглядывала молоденькую посудомойку, занятую подсчетом чистых бокалов на подносе.

Макияж у Кати был в точности как у знаменитой телеведущей, так что даже простенькие черты ее юного лица казались довольно выразительными под надежным слоем косметики.

Аля только удивлялась про себя Катиной вере в чудо, которой позавидовала бы любая Золушка.

Когда она вернулась в зал, Ритка уже курила, сидя за одним из только что протертых столов.

– Зря ты шапку не носишь, – сказала она, глядя, как поднимается к потолку тонкая струйка дыма. – Попадешь под кислотный дождь, волосы испортишь. Жалко, хорошие.

– Я зонтик всегда с собой ношу, – ответила Аля, садясь рядом за столик.

– Но сегодня же забыла.

– Сегодня забыла.

– Дубленка у тебя хорошая, – завистливо заметила Рита. – На обе стороны можно носить, удобно, если дождь. Давно купила?

– Давно. Тогда в Луже еще недорогие были, – успокоила ее Аля.

Зачем будить в человеке зависть? Двустороннюю, до невесомости легкую испанскую дубленку цвета кофе с молоком Аля купила не в Лужниках, а в бутике на свой первый и единственный клиповый гонорар, и стоила она примерно столько, сколько Ритка зарабатывает за полгода.

Они перебрасывались скучными фразами, забывая их прежде, чем произносили до конца. Аля видела, что у Ритки не то чтобы плохое настроение – просто нет никакого. Она не спрашивала, почему: надо будет, сама скажет.

Ритка действительно сказала, гася окурок в фирменной пепельнице:

– День рожденья тут вчера праздновала. А сегодня опять работать. Что-то беспросветное.

– Зачем же ты здесь праздновала? – спросила Аля. – Не надоело разве?

– Не знаю, – пожала плечами Рита. – А где еще? Тут хоть все свои…

Это было то, что больше всего удивило Алю, как только она немного огляделась в «Терре». Все работники клуба непременно посещали его в свободное время: праздновали дни рожденья, приглашали подруг и кавалеров.

Аля работала всего третий месяц, но уже не могла представить: какое такое удовольствие можно испытать, придя в свободное время в зал, в котором несколько часов назад бегал между столиками, обслуживая клиентов?

Но приходили, отдыхали, радовались… Ладно еще Ритка, мать-одиночка, сокращенная в каком-то НИИ на первом месяце беременности, – женщина без особенных интересов, круг общения которой состоял из тех же официанток да из бывших сослуживиц. Самое удивительное заключалось в том, что таким же образом расслаблялись в «Терре» и девочки-студентки, подрабатывающие здесь несколько ночей в неделю, и выпускница консерватории Марина, имевшая ставку в филармоническом оркестре, где зарплату, правда, почти не платили и концерты бывали раз в сто лет, но все-таки…

– Тут хоть знаешь, что не обсчитают, – словно оправдываясь, объяснила Рита. – И закажешь все самое лучшее, не по второму разу тебе принесут.

– Да мне-то что? – пожала плечами Аля. – Каждый ходит, куда нравится, и слава богу.

– Но ты-то же не ходишь, – заметила Рита.

Аля не только не ходила в «свой» клуб в свободное время, но и думать боялась о том, что может наступить день, когда ее потянет вечером в «Терру». Это была работа, за которую платили деньги, притом можно было поработать подольше и заработать побольше. И заработанные таким образом деньги нужны были не для того, чтобы сидеть ночами в кабаке, а чтобы жить так, как требовала душа. Чтобы выходить на сцену и не понимать, что с тобою происходит, а потом вдруг понять, а потом…

Все это трудно было объяснить Рите, да и незачем было объяснять.