Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

Исивара, который какое-то время был на короткой ноге с Ямамото, воспринимался в армейских кругах как что-то вроде еретика. Ярый сторонник учения «Ничирен», он верил, где-то через 2500 лет после смерти Будды (примерно в 2000 году) создадут что-то вроде «всемирного правительства», но на пути к нему разгорится война в беспрецедентных масштабах. Именно он планировал «маньчжурский инцидент», имея идею создания в Маньчжурии некоего идеального государства, в котором «будут жить в гармонии пять рас». В этих аспектах могло быть некоторое несовпадение его и Ямамото точек зрения, но, как только был развязан «китайский инцидент», он немедленно выступил с призывом к его локализации. Считал, что войска не следует использовать до начала «последней войны» человечества и инцидент необходимо быстро урегулировать, с тем чтобы избежать немедленной конфронтации с Америкой и Британией. По крайней мере в этом он, вероятно, нашел бы в Ямамото симпатизирующего ему слушателя.

— Как долго ты будешь в Токио? — тихо спросил Соримачи, предупрежденный, что военная и политическая полиция может подслушивать. — Понятно. Я сразу дам знать Ямамото.

Оставшиеся полтора часа, пока поезд не прибыл в Нагаоку, их беседа не представляла интереса, и на станции Нагаока они расстались.

Соримачи ехал провести урок в начальной школе в деревне, лежащей посреди холмов где-то за Мьяучи, следующей за Нагаокой станцией. Урок начался в три часа и длился чуть ли не до заката, когда Соримачи и других присутствовавших накормили в доме какого-то местного шишки, располагавшемся на холме. Пока они ели, примчался запыхавшийся человек из деревенской администрации со срочным сообщением для Соримачи. Там по радио они услышали сообщение: заместитель министра Ямамото назначен на пост главнокомандующего Объединенного флота и побывал во дворце на церемонии облечения полномочиями. Деревенский староста и все присутствующие взволнованно поднялись при этой новости и трижды поаплодировали. Сам Соримачи, в возвышенном состоянии духа, немедля отправился в деревню и на такси вернулся домой в Нагаоку, где заказал разговор с Токио. Когда его соединили, он поздравил Ямамото, и они беседовали, пока Соримачи вдруг не вспомнил о просьбе Исивары, которую от волнения временно упустил из памяти. Он рассказал Ямамото о встрече в поезде и о заявлении Исивары.

— К сожалению, — отвечал Ямамото, — я должен завтра отправиться на корабли и встретиться с ним не смогу. Но когда в следующий раз увидишь — передай ему мои добрые пожелания.

Если бы назначение Ямамото главнокомандующим состоялось на четыре-пять дней позже, встреча, на которую надеялся Исивара, возможно, произошла бы. Произойди это — и развитие «китайского инцидента», а в сущности, все будущее Японии имело бы совсем другой характер; кто знает, но шанс упущен. Ямамото ушел в море и с того времени вплоть до смерти больше не встречался с Исиварой.

В тот день, в 5.30 пополудни, Ямамото после поездки в Императорский дворец, где ему вручили полномочия главнокомандующего Объединенного и 1-го флотов, вернулся в здание из красного кирпича, где размещалось морское министерство.

В тот день газеты на видных местах поместили его высказывания при вступлении на новый пост под заголовками: «Вновь подымаем паруса на семь морей после шести лет на берегу. Ямамото — суровый, молчаливый адмирал». Вот типичное его описание в одной из статей: «Крепко сбит, безукоризненная белая форма; в чертах лица мужественность, осознание торжественности момента, волнение; видна решительность характера; походка уверенная… Так выглядел вице-адмирал, входя в зал для пресс-конференции. Сегодня, хотя это нетипично для него, он осушил кружку пива одним глотком и с видимым удовольствием; затем произнес свою первую фразу в ранге главнокомандующего:

— Перед нами стояли всевозможные проблемы, но я сделал все, что мог. Мне нечего комментировать. Я преисполнен сознанием великой важности задачи, которую мне незаслуженно доверили, и намерен сделать все, что в моих скромных силах, на службе его императорскому величеству. Для любого моряка пост главнокомандующего — величайшая честь из всех возможных, и я это великолепно понимаю».

Статья, сопровождающаяся фотографией Ямамото, на которой он сверкает ослепительно белыми зубами, продолжается в таком же духе и сообщает ничуть не больше, чем любая газета в то время.

Ямамото, служивший заместителем министра при четырех сменявших друг друга правительствах — Хироты, Хайяси, Коноэ и Хиранумы, — был исключительно популярен у репортеров, аккредитованных при морском министерстве. «Какие бы вопросы вы мне ни задавали, — говорил он журналистам, — я всегда отвечу хотя бы „да“ или „нет“. Но рассчитываю, что вы станете мне верить». Он не отказывался беседовать с ними о сравнительно острых проблемах; иногда репортеры при офисе премьер-министра приходили к выводу: чтобы добраться до сути проблемы, им следует обратиться в морское министерство, к заместителю министра Ямамото. Он неизменно прямолинеен, не любит дипломатической лжи. Иногда становится драчливым в выражениях; способен заявить о ком-нибудь: «Терпеть не могу его характер!» или: «Только осел мог произнести подобное. Сюда бы его!»

Он нередко появлялся в Кокучокаи (Обществе черного потока) в морском министерстве; здесь находился старейший журналистский клуб Японии, и туда заходили некоторые из наиболее талантливых тружеников пера, прикрепленных к различным министерствам. Ямамото поигрывал в шоги (японские шахматы) и болтал с ними, и для них были всегда открыты двери его резиденции заместителя министра; невзирая на позднее время, угощал журналистов виски и сигарами и, расставаясь, провожал до дверей. Одна из причин, почему эти встречи проходили поздно ночью, — сам Ямамото возвращался домой в любое время, исчезая с работы в неизвестном направлении, как только она заканчивалась.

Репортеры, ответственные за сбор новостей из морского министерства, хорошо знали, что это за «всевозможные проблемы», на которые он ссылался, и как он «сделал все, что мог». Знали и то, что, если б хотел, он мог бы дать все необходимые объяснения. Но нельзя об этом сообщать напрямую в газетах. В любом случае он привлекателен как человек и служит важным источником новостей — и репортеры искренне расстраивались, когда человек, которого они за глаза звали Исороку, уходил в морское плавание. Днем раньше Объединенный флот отправил старшего помощника командующего Фудзиту Мотосиге в Токио, чтобы проводить вице-адмирала Йосиду Зенго и привезти нового командующего. Покинув флагман «Нагато», Йосида и Фудзита тут же переоделись в штатскую одежду для поездки в Токио на поезде; пресса тем не менее пронюхала о них и вторглась в ночной поезд, намереваясь выведать у Йосиды кое-что о его надеждах и впечатлениях при вступлении на пост морского министра, и Фудзите пришлось всю ночь серьезно трудиться, чтобы расстроить попытки журналистов.

В 7.10 утра 29-го числа Йосида и Фудзита приехали на станцию Токио, где их встретил помощник капитана 3-го ранга Санемацу Йюзури, адъютант из морского министерства. Они проследовали в здание министерства, где Йонаи Мицумаса ожидал Йосиду.

У Йонаи баня уже готова, и, пока Йосида ее принимал, появился и заместитель министра Ямамото. Все трое побеседовали за завтраком. Не впервые Фудзита встречал Ямамото, с тех пор как служил дивизионным артиллеристом на «Акаги», пока Ямамото командовал кораблем. Однако последующие три с половиной месяца он находился в близком контакте с Ямамото как ответственный за протокол и персонал.