Выход на бис - Леонид Влодавец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его стали с двух сторон лупасить дубинками. По спине, по животу, по ногам
— по чем ни попадя, ему только голову удалось закрыть…
— Забьете! — взвывал Сызранский. — Печенки у меня отбитые… Пацаны, пожалейте! Вас же самих засудят, погоны снимут…
— Стоп. — Сему перестали мутузить. — Ты думаешь, что мы менты?
Сема охнул сильнее, чем от боли.
— Хана… — сказал он обреченно. — Как же я не усек?
— А куда б ты на хрен делся? Короче, если знаешь, кто заказ до тебя довел, умрешь не больно. Если же хотя бы краем уха слышал, кто за всю эту нитку тянул, поживешь.
— Не выйдет. От тех будет не хуже.
— Ты соображал, на что шел?
— На деньги. С меня Равалпинди должок потребовал.
— И ты думал, что с такими лохами, как Киборг, заработать сможешь?
— Мне три куска надо было, всего ничего. Как раз бы рассчитался. Равалпинди я с аванса отдал, а потом мне по фигу, что эти недоделки наработают. Заказчик знает, как их найти. Он, правда, сам в таких делах порядочный лох.
— А не боялся, что он с тебя спросит, а не с них?
— Россия большая. Ушел бы. Равалпинди обещал пристроить к месту, если должок верну.
— Ладно. Равалпинди — это твоя проблема. Будешь отдавать исходного заказчика или нет?
— Командир, я сейчас дурной, могу не то выбрать. Дай подумать, а?
— Нет. Или говоришь исходного и получаешь право пожить, или умираешь точно так, как сейчас сдохнет Киборг.
Киборг заверещал, но ему дали по голове дубинкой и оглоушили. Уже лежащему в отключке запечатали рот пластырем и пристегнули к столбу.
Один из камуфляжников выдернул штурмовой нож и распорол на Киборге штаны, двое других подтащили к нему резиновый шланг со стальным наконечником…
— Запускай! — прозвучала команда. Заработал компрессор, которым приводят в действие отбойные молотки, струя воздуха под сильным давлением ворвалась во внутренности Киборга, разрывая их в клочья…
— Все скажу! — завизжал белый как мел Сема. — Можете убивать, только не так… Соловьев заказывал, Антон Борисович. Сына за сына.
— Вот и молодец. Хорошо, что сказал. А с чего это вдруг Равалпинди должок вспомнил?
— За кордон намыливается, по-моему… В Азию куда-то, к родне.
— Интересно. А я и не знал…
Внешний мир — пока я не уверился в этом окончательно — был не слишком просторной комнатой. Точнее, палатой. Слева было окно, из которою лился свет, справа — стена голубого цвета, прямо — узкая стена с дверью. Еще был стеклянный шкаф со склянками и инструментами. Пахло чем-то медицинским. Сзади меня что-то тихо гудело, жужжало и изредка попискивало. Но увидеть, что там находится, я не мог. Потому что не мог ни приподняться, ни голову поднять, ни даже просто повернуть ее чуть в сторону.
Впереди просматривалось что-то вытянутое и белое. Это было то, что прилагалось к моей голове. То есть туловище, ноги и руки. У меня должно было быть одно туловище и по две штуки ног и рук. Это я помнил. Но сколько было сейчас, не знал. Потому что не ощущал пока ничего. И даже в том, что у меня есть голова, немного сомневался. Голова — это я тоже помнил! — имеет свойство болеть, чесаться, ощущать подушку или что-нибудь еще, что под нее подложено. А то, откуда я глядел и слышал, ничего не чувствовало. Правда, думало, кажется.
Еще должна была быть шея. Если она есть, то, значит, я существую как целое. Но рук я не чувствую. Помню только, что они были. А есть ли они сейчас? Может, их и нет вовсе?
Может, меня нет, а все это происходит в загробном мире? Правда, для того, чтоб попасть в загробный мир, надо было сперва помереть от чего-то. А отчего я мог помереть?
Застрелить могли. Зарезать могли. Утопить могли, да сам по себе мог утонуть. Акулы могли сожрать. Мог разбиться, когда куда-то падал или прыгал с парашютом. Так и не припомню, чтоб он раскрылся. И тем более — был он у меня, этот парашют, или нет.
В поле зрения появилось нечто движущееся и белое. Человек. У него-то были руки, ноги и туловище. Даже голова со всеми причиндалами. Что это человек, а не ангел, я догадался сразу: ангелам выдают униформу без пуговиц, у них не предусмотрены головные уборы в виде белых шапочек, и самое главное — ангелам положено иметь за спиной крылья. А этот смахивал на врача.
Когда медик приблизился, я обнаружил, что в палате находится еще кто-то. Женщина, медсестра. Она появилась откуда-то сзади и подошла к врачу, и я услышал…
— Он открыл глаза, — доложила сестра. Она говорила по-испански.
— Очень хорошо, — кивнул врач, посмотрел куда-то за мою спину. Туда, где гудело, жужжало и попискивало.
— Пульс участился, — прокомментировала сестра, — теперь почти 55 в минуту. Еще три часа назад было не более двадцати.
— Я вижу, — произнес врач. — Произносил что-нибудь?
— Нет, только открыл глаза и поморгал.
— Он слышит нас? Вы проверяли реакцию? — поинтересовался врач.
— Нет, доктор.
— Интересно, понимает ли он по-испански?
— Вы слышите нас, сеньор? — спросила медсестра. — Если слышите, то закройте глаза.
Я подчинился и опустил веки.
— Еще раз, пожалуйста! — потребовал доктор. Должно быть, он думал, будто это случайное совпадение. Пришлось еще раз моргнуть.
— Вы меня понимаете? Если «да», то закройте только правый глаз, если «нет» — то левый.
Я закрыл правый глаз и, похоже, окончательно, убедил лекаря в том, что все слышу и понимаю.
— Можете что-нибудь сказать? — спросил доктор. Конечно, можно было бы сказать, если б язык ворочался, но я ограничился тем, что зажмурил левый глаз.
— Прекрасно, — произнес врач, как будто был очень доволен тем, что я не умею говорить. — Теперь я вам кое-что расскажу, а вы будете в нужных местах отвечать глазами «да» или «нет». Вы правильно меня поняли?
Я подмигнул правым глазом. Доктор начал:
— Сейчас вы находитесь в клинике «Сан-Николас», на острове Гран-Кальмаро. Сегодня 12 сентября 1996 года. В клинику вы поступили 24 августа 1994 года в коматозном состоянии. Вы меня понимаете?
Конечно, я понял не все. Не потому, что слова попались незнакомые. Мне даже было откуда-то известно, какое состояние называют коматозным. Где-то сохранилось воспоминание, что я в нем уже бывал. То есть мозги не работали, а сердце тюкало. Не понял я двух вещей. Первое: почему «большой кальмар» считается островом. Второе: что было до 12 сентября 1996 года или 24 августа 1994-го? Немножко сомневался и в том, правильно ли понимаю слово «год». Хотя точно знал, что между 1996-м и 1994-м — разница в два года.