20 секунд - Кирилл Андреевич Кузин

и для некоторых из них это предположение оставалось верным. Но очень часто в заколоченных фанерой окнах в щелку виднелся свет, мигавший то ли от непостоянного напряжения в сети, то ли от непослушной свечи.

Проникнуть сюда позволило упавшее на забор дерево. Они ловко перелезли через забор, но вскоре разочаровались в своём выборе. Во многих домах остались жильцы. Они готовились защищать владения от захватчиков или мародёров. Лишь единицы уехали подальше от линии фронта. Да, редко попадались дома, чьи хозяева в спешке покидали родные стены. Зато там часто находилась брошенные еда и алкоголь. Иногда приходилось ночевать вот в таких вот руинах, опустошённых пламенем.

Однако и удача подходила к концу. Обыскав ночами все пустые дома, ребята уже два дня практически ничего не ели. Голод преследовал их и днём, и ночью, стуча в пустые желудки и вызывая судороги. И так худые подростки продолжали терять вес. Только иногда они смаковали плесневый хлеб, собранный Егором в одном из покинутых домов про запас.

Сам он клевал носом. В отличие от Лёни. Тепло ладони Милены обжигало его собственную кожу игривым пламенем, чьи языки то успокаивались, то вновь раззадоривались. Лёня поднял руку к тонкому запястью, обхватив его. Пальцы нащупали учащенный пульс. Эх, сейчас бы вновь вкусить эту девушку. Но голод имел больший вес в иерархии потребностей. Да и осторожность была как никогда кстати.

Поэтому, держась за руки, не давая Егору опрокинуться во сне вперёд, они смотрели на ночное звёздное небо сквозь невидимую крышу, считая про себя звёзды вместо секунд. Такие моменты оказывались наиболее ценными в новой реальности. И помогали не сойти с ума. Но Лёня, слегка поддатый, чувствовал себя всё равно паршиво. Алкоголь прессовал нескончаемую душевную боль, подметая ее в дальние углы, но его действие когда-нибудь должно было закончиться. И тогда наружу полезут страхи и пережитые совсем недавно ужасы. Он с трудом будет отличать реальное от вымысла его подсознания. Поэтому, всё же, самым сокровенным желанием оставалась нескончаемая бутылка с обжигающей внутренности водой. Чтобы согреться и забыться.

Канонада и далёкое громыхание не давали мыслям уйти далеко. Вот уже и небо перестало быть чёрным. С краю взора оно начинало переходить в еле заметное оранжевое зарево. Суровая реальность дала недавним подросткам пинок под зад, ни на секунду не позволяя забыть о том, что происходило с миром.

Вот наверху пролетела звезда. Но это скорей всего расчертил небосвод очередной спутник или ракета. Кто их разберёт теперь… И космос превратили в поле боя.

Вдали вновь взвыла сирена, истошно крича от страха, сжимающего душу. Желудок громко заурчал. Водки оставалось на два глотка. Холод продирался дальше, сильнее сотрясая тело, борясь с горячительным эффектом заканчивающегося алкоголя. Блуждающий взгляд всё никак не мог зацепиться за что-то одно. Голова слегка кружилась и болела. Зато не болело в душе. Лёня взглянул в тот проём, где недавно сидела кошка. Говорят, что чёрные кошки — к беде. Но как может быть так, если беда и без кошек бродит вокруг сама по себе? В чём виноват зверь?

Лёша шикнул, чем обратил на себя внимание скучающей троицы, разбудив Егора. Все, как один, пригнулись, хотя остов дома надёжно скрывал их от фонарного света и чужих глаз. Наблюдатель слегка вышел из темноты и поманил товарищей к себе. Милена и Егор подкрались к окну, а Лёня прошмыгнул на гору мусора к Лёше. Вместе они уставились в ту сторону, куда махнула похудевшая за недели недоедания рука.

Полуразрушенная стена скрывала их головы от бледного света фонаря, нависая над ребятами. Впереди улица по большому радиусу сворачивала вправо. Поэтому большая ее часть виднелась бы днём, как на ладони. В целях экономии электроэнергии и из соображения безопасности уже несколько месяцев электричество по ночам включали только на несколько часов. И то, далеко не все фонари работали. Лёня видел лишь три конуса света, разделённых между собой достаточно большим расстоянием. Он прикинул, что работает один через три-четыре фонаря в ряду. Их свет совсем не помогал ориентироваться на улице. Они лишь слепили глаза, привыкшие к тьме.

Расходящийся в стороны свет отвлекал всё внимание на себя, делая ночь темнее, чем она есть. Лёня изо всех сил всматривался вперёд, но никак не мог заметить хоть что-то заслуживающее внимания. Всё оставалось на своих местах: и еле проглядывающееся силуэты загородных домов по бокам улицы, и одинокие световые юбки фонарей, и разобранные остовы нескольких автомобилей. Только зарево на горизонте полыхало, то поднимаясь, то опускаясь.

Но, не смотря на малообещающую статичность картины перед ними, ребята замерли на своих местах, доверяя глазу Лёши. Пока по краю второго от их убежища светового пятна не пробежала тень. Инстинкты, когда-то управлявшие дальними предками, пробудились вновь. Охотники напряглись, увидев намёк на жертву. Желудок Лёни свело так, что он обхватил живот. Еду ли получится отобрать, или что-то менее ценное, всё всегда можно было обменять в паре километров отсюда на хороший в данных обстоятельствах ужин. Тело охотника налилось теплом. Не из-за алкоголя. Адреналин впрыснулся в кровь, позволяя организму высвободить ещё немного сил из одряхлевших мышц.

Предчувствие, посещавшее и разбойников Шервудского леса, приятно томилось под ребрами. Оно как малое солнце взошло внутри тела и ласкало предвкушением очередного удачного рейда. Лёня, как и остальные члены банды, не скрывал своих эмоций касательно грабежей, запугивания, драк. Ему нравилось выпускать наружу свою злость на этот мир, на взрослых. Он их ненавидел за всё, что они допустили в последние полтора года. Он ненавидел их за все свои потери. За то, что теперь ночевал на улице, сражался за свою жизнь со всеми подряд и мстил без разбора. Во рту появился привкус крови, похожий на вкус железа на языке. Лёня снова забылся, жуя собственные губы в нервном напряжении.

Они выжидали. Молодые хищники замерли в засаде. Лёня потянулся к поясу и нащупал складной нож. Взяв его в руку, он выпустил лезвие на свободу. Нож приятно щёлкнул, от чего в голове защекотало от удовольствия. Ощущение силы и превосходства пьянило лучше алкоголя.

Лёша повернулся к товарищу. Его лицо терялось в темноте. Но Лёня знал и так, что сейчас на него смотрит проницательный и умный взгляд. Смотрит одним глазом. Такой бывает плата за свободу и независимость в суровые времена.

— Поведёшь ты, — зашептал с натугой Лёша. — Тебе надо бы реабилитироваться за прошлый раз, согласен?

Даже не видя лица говорившего, Лёня без усилия представил скошенную улыбку на изуродованном лице. Лёша любил поддеть кого-нибудь, подтверждая своё