Деревенщина: Рождественская песнь - Дарья Velinkor
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …Нам бы так пригодился данный экземпляр — она шаркнула ножкой и заложила руки за спину — Хотя бы в картиночном виде, но лучше бы… Лучше бы перо!
— Ага, а ещё лучше целого. Ты же сказала, что «пусть давятся». Соврала опять, ай-ай-ай! Мам, это же ангел! Как ты его ловить собралась?
— Придумаю. Времечка немного есть — засуетилась девушка — Он же ещё вернётся? Господину Вольдемару очень понравится, если я добуду ему таковую птичку. Даст за это нам много денежек, а на эти денежки хибару отремонтируем. Всю комнату дубом обставлю.
Паула расставила руки, представляя, что их ждёт. Егорушка вытянулся и начал проситься на руки. Хозяйка мягонько приподняла его:
— Что за нежности? Да не бойся ты, дорогой, мама как всегда найдёт выход.
Егор сильно-пресильно прижался к маменьке:
— Не надо, а? Сдались тебе эти ангелы. Мне страшно, знаешь, коли поймает — сотрёт и меня из твоей памяти.
— Тю, дурачок! Пусть сначала поймает! Так что, раскроешь матушке секрет поимки?
Егор глядел на Паулу, Паула на Егора. После минуты мучений от нешелохнувшейся матушки он сдался:
— Только перо помогу достать, о большем не проси. Это не водяной, не лихо, не вурдалак даже — хуже, чем кажется. Ты в это поверить не можешь, потому что он приветливо выглядит. Но знай, что ангелы в разы юродивее демонов. Они отнимают у людей самое драгоценное — их ошибки, они подсматривают, докладывают, наговаривают Ему…
Паула затаила дыхание и потупила глаза.
— …Всегда учтивы и выполняют приказы, тьфу! — Егорушка театрально сплюнул — Когда дети умирают, когда старики замерзают, когда женщин насилуют, а мужчин убивают — где они? Сбили перед новым годом ребёнка, а? Ты мне сама говорила, приказывала на улицу без тебя не выходить! Девочка дорогу перебегала, а её лошадь в мясо смолотила. Они только и заявляются на праздники! Помощи нет, нет помощи! Только улюлюкание…
Павлуша совсем сникла.
— …Снисходят, чтоб поглазеть как им всем здесь рады, душу вылизывают. Картинки с их изображением нацеловывают, лбами полы прошибают, последние гроши в их честь отдают! Только нет их уже, настоящих ангелов-то. И пусть у нас рога и копыта — Егор встал в стойку и ударил в грудку — Мы настоящие, а у них лишь куча навоза внутри.
Паула скривилась и откровенно заржала, прикрывая рот:
— Очень хорошо начал! А как закончил-то — ещё лучше! — она помотала головой, пару раз шлёпнула себя по щекам и выдавила — Убедил-убедил. Хрен с ними, с этими перьями. (В ораторскую школу тебя отдам, как только праздники закончатся) Давай тут и ляжем спать, может, позабудет про нас ангелочек? Тихо, вроде.
— Может. Сочтёт неважным наверняка. Да и кто бы в Их существование на слово девочке и ребёнку поверил?
— И то верно — Паула уже заметно смелее взобралась на лестницу и достала с верхней полки пышное одеяло — Им, наверное, частенько стульями по Ликам попадало?
Егор повеселел. Семейство наскоро разложило всю атрибутику. Вышла чудная конструкция — столешница была обложена стульями, чтоб, не дай бог, никто не свалился. Посередине красовалась импровизированная простыня из какой-то скатерти в несколько слоёв. У изголовья возвышалась подушища, а покрывало покрывало. Гармония вновь окутала дом Паулы Ивановны.
Егорушка, выслушав сказку про трёх адовых поросят, смиренно засопел и сладенько причмокивал во сне. А вот Пауле не спалось. Она лежала с широко раскрытыми глазами и глядела в потолок. Ей было ужасно страшно. Чувство незащищённости пронзило её ручки, ножки — она не могла пошевелиться, по телу бегали мурашки. Она искося взглянула на Егора, поморщилась, но переводить взгляд на дверь не решалась. Там кто-то был.
— Господи Ииуссе… Отче наш… Иже еси… на небесе…. — тихо зачитала она и вдруг услышала такой нежеланный шорох. Из угла послышалось еле слышное детское пение:
Много было в небе звезд
Теплой ночью ясной…
Девушка приподнялась на «кровати».
— Да святится имя твое… — она понадеялась, что ей всё это лишь чудится, но ком подступил к горлу, а в ушах зазвенело:
Тихо спал Иисус Христос
На соломе в яслях…
— Да придет царствие твое! — Паула невольно зарыдала. Проснулся Егор.
Дева-Мать, склонясь над Ним,
Нежно напевала…
— Да будет воля твоя! — всё лицо её покрыли горячие слёзы. Егор завыл, не сказав не слова. Потухла свеча у стола.
Ночь мерцала золотым
Звездным покрывалом…
Мракобесие началось в душах домашних. Сердца заколотились, заболела грудь. Пение приближалось и становилось многоголоснее. Заболела и голова. К ним в ноги подлетел опухший, монотонно пульсирующий, кроваво-красный глаз. Ноги и руки совсем отказали. Воняло смрадом. Крылья Его, росшие на местах разреза век, походили на ком грязи. К ним прилипли чьи-то волосы, уличный мусор, впитались какие-то жидкости:
Пели ангелы Христу,
Славили Рожденье…
Паула истошно орала, но в подвале, кроме Егора её никто не слышал. Детёнок замолк, замер и начал синеть. Дыхание в глотке иссякло. Девушка закашляла, засипела и в одно мгновение без чувств рухнула на «кровать». Они очистились.
В мир принес Он красоту,
Веру по Спасенье!