Монах и черногорская вила - Юрий Михайлович Лощиц

«Вот, отдыхал человек в Черногории, — подумал я не без легкой зависти, — и, наверное, не знает даже, что в этой земле был написан «Горный венец».

— А что ты там делал-то, в Черногории, Виля?

— Как что? Снимали заказной фильм… О Петре Петровиче Негоше…

Теперь уже моя очередь была тормошить его за плечо.

— Виля, и ты молчал до сих пор? Ты снимал фильм о Негоше и молчишь! Как? Когда?.. Где он, твой фильм? Разве он у нас шёл в прокате?

— Я же говорю, заказной, — встрепенулся Калюта, поражённый, кажется, тем, что кто-то ещё в автобусе, кроме него, знает это имя: Негош. — Мы снимали по заказу черногорцев. С Юрой Ильенко. А в нашем прокате он не пошёл.

— Почему?

— Откуда я знаю, почему, — эта тема явно была ему неинтересна. — Ах, если б ты знал, что за страна Черногория! Вся Сербия была под турками, а черногорцы дрались пятьсот лет подряд и не пустили к себе турок. Какие люди! Самый свободолюбивый народ на целом свете, самые выносливые воины, самые меткие стрелки… А как они любят петь! Они могут петь сутками… Я уже через неделю понимал всё, что они говорят… Помга Бог! Добра ти среча!.. А до чего гостеприимны!.. Еси ли здрав и еси ли рад гостима? — Здрав сам, а гостима увиек рад… Черногорец — воин с головы до пят. Вазда му е рука на оружью… Вазда, значит, всегда. Шала на страну, значит, шутки в сторону, я се не шалим, ту шале нема. Ах, Черногория!.. Ах, весела ми майка!..

И он ещё долго не мог успокоиться; то говорил, что черногорцы ведут свою историю от битвы на Косовом поле, когда войско сербского князя Лазаря было разгромлено турками и только малый отряд уцелел и укрылся на Чёрной горе, положив начало народу; то вспоминал черногорские приветствия, изречения, какие-то обрывки из разговоров, песен; то вздыхал и как-то пристанывал, жмурился; и вот-вот готов был, кажется, расплакаться, так обуревали его эти воспоминания о блаженном времени, проведенном рядом с черногорцами.

За окнами между тем горы сменились равниной, в остывающих к вечеру полях замелькали цветастые одежды женщин, взмахивающих тяпками. Будто кто разбросал по земле пригоршни цветов.

И, глядя на эти ухоженные поля, на эту мирно трудящуюся Турцию, невозможно было вообразить, что когда-то сыны этих гор и долин наводили ужас на сербских и болгарских детей, на всю подневольную райю Балкан, где только Черногория оставалась свободной.

Дуэль с учителем

Мальчиком Раде, как и положено, ходил в подпасках, потом в пастухах. Он знал наизусть все тропы по склонам горы Ловчен, самой высокой в его краю. Здесь состязался со своими сверстниками; кто дальше забросит камень, кто резвее прыгнет с места или с разбегу, кто дольше удержится за гриву злого коня, кто самый меткий в стрельбе из тяжёлых отцовых джеверданов. Здесь жадно слушал он рассказы про белых дев — черногорских вил, живущих в пещерах Ловчена. Вилы — суровые вещуньи, обитают при реках, ручьях и в горах, кричат громким голосом, предупреждая своих побратимов-юнаков о грозящей им беде или предрекая погибель тем, кто не считается с их советами.

Сам он, сколько ни бродил мимо пещер, никогда не встречал вилу наяву, да и испугался бы такой встречи. Зато с весны до осени каждый день мог наблюдать летающих туда-сюда вилиных коников — стрекоз.

Отсюда, с Ловчена, видна была ему вся Черногория: солнце каждое утро поднималось со стороны загороженного скалами Косова поля, а садилось в море, даже за море, туда, где живут латины, и опять сияла над Ловченом звездная псалтырь, испещрённая торжественными и вселяющими смятение письменами. Да, Черногория отгорожена от иных земель утёсами и морем, но зато ближе всех вознесена к небу, так близко, что голова чуть кружится от созерцания его несметных богатств.

И такова доля любого черногорца — он и нищ и богат сразу. Взять хотя бы Негуши. Жалкое, забытое Богом селение, каждый с этим согласится. Но род Негошей, к которому принадлежит Раде, уже больше ста лет держит над Черногорией два скипетра — государственный и церковный. Первым в этой чреде был митрополит Данило, правивший страной в конце семнадцатого века и очистивший её от потурченцев, которые крест своих отцов сменили на стамбульскую луну. А последним — нынешний владыка Пётр, родной дядя Радивоя. Этого человека земляки при жизни почитают за святого — за его мудрость и доброту, за бесстрашие в войнах против турок и французов.

А вот Раде, несмотря на такое родство, пасёт овец своего отца, как и другие мальчишки, потому что черногорцу не пристало стыдиться ни бедности, ни любого труда.

Правда, подошла пора, и дядя отдал его учиться родному языку, а заодно и итальянскому, в Боку Которскую. Потом подростку велено было явиться в Цетинье, и он стал заниматься здесь у дядиного секретаря Симы Милутиновича, про которого говорили, что он поэт, но не могли объяснить, что это значит.

Впрочем, подростки сами обо всём быстро догадались. Когда они смотрели на Симу Милутиновича, когда слушали его речи, они просто задыхались от жара этих речей и поневоле у них приоткрывались рты.

— Какого дьявола завтрашним юнакам сидеть в каменных стенах! — хмурился, сверкал очами Сима. — Лучшая для вас школа — горы, вольная воля! В горы нужно идти только на босу ногу. Что такое? В кровь расцарапаны ступни? Эка беда! Может, вы еще в обморок упадёте при виде двух-трех капель крови на острых камнях! И кто поверит, что вам не хватает воздуха при быстрой ходьбе наверх. Вон его, воздуха, сколько вокруг! И шапки незачем нахлобучивать на голову, не басурмане же мы. Или боитесь, что у вас мозги от солнца растопятся, как сало?.. Словом, что касается выносливости, запомним хотя бы вот что. Сократ, призванный на войну, несколько часов шёл босым по замёрзшему озеру. На севере люди спят, зарывшись в сугробы. Байрон переплывал расстояние вполовину Ядранского моря. Суворов провёл целую армию русских через альпийские льды и одолел Чёртов мост, по которому даже кошка боится пробежать… Вы ведь знаете эту пословицу: в горах растут герои, а в долинах — тыквы. Сербия и Черногория — колыбель героев. Лгуну, который скажет противное, пожелаем встретиться на том свете с самим Милошем Обиличем… Даже изнеженный лежанием на восточных диванах немецкий поэт Гёте, услышав песни о наших юнаках и гайдуках, пожелал перевести что-нибудь с сербского на немецкий. Сербские песни знают уже и в России.