Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас в салоне висит портрет короля: маленький мальчик в великолепном красном сюртуке. С огромными глазами и густыми каштановыми волосами. Мне кажется, что он выглядит опечаленным и довольно одиноким. Ему исполнилось всего пять, когда он стал королем. Должно быть, очень трудно быть королем, когда столь многому еще нужно научиться. Да и кто захочет играть с королем?
Конечно, сейчас король повзрослел – в этом году ему исполнилось двадцать, вдвое старше меня, – и он уже женат на польской принцессе. Сильвия уверяет, что королева похожа на корову, и я представляю ее себе настоящей красавицей: с большими нежными глазами и умиротворенным выражением лица. Как же ей повезло выйти замуж за короля!
Позже вечером мама приходит пожелать нам спокойной ночи. Она заправляет мне под чепец выбившуюся прядь, гладит меня по щеке. Я всем сердцем люблю мамочку; монашки в школе говорят, что сердечко у меня в груди не больше грецкого ореха. Но как же может такое маленькое сердечко вмещать столько любви?
– Милая моя, мы с дядей Норманом приняли решение.
– Oui, maman[1]. – Я отчаянно борюсь со сном, но следующие мамины слова полностью отгоняют сон.
– Жанна, милая моя, мы решили, что больше ты в монастырь не вернешься.
Ничего себе!
– Но почему, мамочка? – Я сажусь, уклоняясь от ее ласкающих рук. – Я люблю монастырь! И послушниц! И свою подружку Клодин. А как же Честер?
– Кто такой Честер?
– Наш ручной ворон!
– Милая моя, это для твоего же блага. Ты должна верить мне и дяде Норману.
– Но почему? – вновь спрашиваю я, слезы жалят глаза. Мне нравится жить в монастыре, и я тайком считаю дни до своего возвращения. Всего двенадцать осталось, но теперь эта цифра превратится в вечность.
– Дорогая, ты же слышала, что сказала та цыганка. Тебя ждет великое будущее, моя маленькая Ренетта.
– Почему ты обращаешь внимание на слова какой-то старухи? Так нечестно!
– Ренетта! Никогда не смей так говорить о людях! Какой бы грязной ни была их одежда. А теперь послушай, милая. Дядя Норман согласился заняться твоим обучением. Тебе представляется удивительная возможность: ты узнаешь гораздо больше, чем тебя могли бы научить монашки. – В подтверждение своих слов мама все сильнее сжимает мои руки. – Он обещает, что тебя будут обучать лучшие музыканты. И мы купим клавесин! Ты будешь брать уроки рисования, пения. Все, что пожелаешь.
– И географии? – уточняю я.
– Конечно же, милая. И географии. Мы выпишем из Германии глобус. И я думаю, поработаем над дикцией. Хотя и от природы у тебя очень красивый голос.
Мама уходит, а я, свернувшись калачиком, засыпаю, мечтая о собственном клавесине. Обязательно буду часто писать Клодин, и мы навсегда останемся друзьями. И они позаботятся о Честере. И все будет хорошо. Уже засыпая, я понимаю, что забыла спросить, отчего это дядюшка Норман так неожиданно воспылал желанием заняться моим образованием.
От Клодин де Сайак
Монастырь урсулинок
Пуасси, Франция
10 марта 1731 года
Дорогая моя Жанетта!
Приветствую тебя, дорогая моя подружка, и благодарю за письмо, которое я имела честь от тебя получить.
Тебе нравится мой новый почерк? Монашки высоко оценили его, даже сестра Севера! Я опечалена новостью о том, что ты больше не вернешься. Я буду очень-очень по тебе скучать. К нам приехала новенькая. Зовут ее Мадлен, но сестры настояли на том, чтобы она сменила имя, потому что сестра Севера осуждает святую Магдалену за ее грех. Что ж, она – эта Мадлен, которая теперь стала Мари, – очень хорошенькая, но не такая хорошенькая, как ты.
Честер жив-здоров, но полинял. Я хотела его перьями украсить рукав платья, но сестра Севера заставила меня пожертвовать их святому Франциску, хотя я все в толк не возьму, зачем святому Франциску перья. Как же тебе повезло, что ты учишься танцевать! А кто аккомпанирует? Жаль, что мама не позволяет тебе приобрести арфу, но из-за игры на арфе и вправду можно стать горбатой.
Пиши поскорее!
Засим остаюсь покорнейшей и преданнейшей твоей слугой.
Неиссякаемый поток гостей протекает через наш дом на улице Добрых Детей. Помимо пения, мой любимый предмет – история. Теперь я знаю, что возлюбленная – это любовница, и выучила всех любовниц предыдущих королей. Моя любимица – Диана де Пуатье, которая некогда была самой красивой женщиной во Франции. Король Генрих II преданно любил ее всю жизнь.
Только представьте себе: однажды наш король полюбит и меня, как король Генрих любил Диану! Когда мне позволяют предаться грезам, что случается нечасто – мама уверяет, что я, как птичка, всегда витаю где-то в небесах, – я представляю себе короля… но что же он делает, когда любит меня… тут фантазии не хватает. Он захочет поцеловать меня, возможно, даже залезть под юбку, но потом… я точно не знаю, что мужчины ищут там под юбками у женщин. Подвязки, которые носят замужние дамы? У мамы есть пара изумительных шелковых подвязок, отороченных мехом бобра. Наверное, им нравятся подвязки.
А еще я знаю, что, когда мужчина любит женщину, он очень добр и дает ей все, что она пожелает. В прошлом месяце мама попросила у дядюшки Нормана новый мраморный столик для своего салона, и тот с радостью его купил. Если я стану любовницей короля, он мне будет дарить все, что я пожелаю! Даже не знаю, что бы я попросила: может быть, новые альбомы для рисования? Или если я окажусь на кухне, когда Сильвии не будет рядом – она уйдет отгонять нищенку, – я могла бы попросить короля раздать еду всем беднякам.
По средам я езжу на другой берег в экипаже дядюшки Нормана, беру уроки танцев. Мне нравится танцевать – когда танцую, я чувствую себя, как на качелях: парю высоко и свободно, – но мне нет дела до остальных девушек, в основном родственниц дядюшки Нормана. Его семья намного больше семьи моего батюшки – единственного сына мясника. Который и наградил меня фамилией Пуассон, что означает «рыбка».
Маленькие девочки – мама велит мне называть их кузинами, хотя они мне даже не родственницы, – фыркают при моем появлении и отпускают остроты.
– Ах, это же Жанетта Пуассон. Вам не кажется, что тут воняет рыбой? – спрашивает Элизабет, старшая из девиц, облаченная в ужасное платье цвета горчицы. Остальные хихикают, потом вспоминают, что должны вести себя грациозно, и продолжают хихикать, уже прикрывшись своими маленькими веерами.
– У вас очень красивое платье, – отвечаю я Элизабет.
Мама говорит, что нельзя отвечать хамством на грубость; вместо этого следует, проглотив обиду, излучать в ответ сплошное обаяние. Ложь – это грех, но намного важнее быть учтивым. Откровенно говоря, цвет платья придает лицу Элизабет землистый оттенок.