Поцелуй Мистраля - Лорел Гамильтон

Теперь я узнала густую белую шерсть кабана. Она все так жеказалась невероятно мягкой. Но зверь задрал голову вверх, принюхиваясь, ивытянул хвост; пар от его дыхания клубился в воздухе. Это было плохо. Значит,он настоящий - или достаточно настоящий, чтобы меня сожрать.

Я затаилась, даже пальцем не шевельнула, наверное, - нокабан вдруг бросился ко мне, из-под его копыт летели комья снега.

Он надвигался, как огромная машина, как механизм.Неправдоподобно огромный, просто невероятно огромный. А у меня даже ножа небыло. Я повернулась и побежала.

Кабан громко сопел у меня за спиной, стучали его копыта,взрывая мерзлую землю. Он завизжал - как еще назвать этот звук? Я оглянулась,не смогла справиться с собой. Юбка запуталась у меня в ногах, я упала изабилась в снегу, силясь подняться - но юбка только запуталась еще хуже, мне неудавалось освободиться. Ни встать, ни убежать…

Кабан почти меня настиг. Пар клубами валил у него изо рта,копыта раскидывали снег, забрасывали снежную белизну черными комьями выбитойземли. Растянутый на целую вечность миг, когда смотришь на неумолимоприближающуюся смерть. Белый кабан, белый снег, белые клыки - все мерцает ипереливается в лунном свете, и только черная жирная земля уродливыми шрамамипятнает белизну. Кабан опять издал ужасающий полувизг-полувопль.

На нем был такой мягкий зимний мех… Он останется таким жемягким, когда кабан растерзает меня на клочки и втопчет в снег.

Я шарила руками вокруг в поисках какой-нибудь ветки, корня,хоть чего-нибудь, чтобы ухватиться и встать. Что-то подвернулось под руку, ясхватилась - и в кожу тут же вонзились шипы. Это были колючие лозы, густоповисшие между деревьями, и я поднялась, держась за них исколотыми руками,потому что больше держаться было не за что. Кабан настигал меня, его кислаявонь уже висела в воздухе, а я не хотела умирать, валяясь в снегу.

Из ладоней текла кровь, пачкая белое платье; мелкие алыекапли сверкали на снегу. Лозы поползли у меня под руками, словно не растенияэто были, а что-то более живое. Дыхание кабана жаром окатило спину - и тутшипастые лозы разошлись, как створки двери. Мир закружился, а когда я взглянулаопять - посмотреть, где я нахожусь, - я стояла с другой стороны завесы. Кабан сшумом таранил преграду, пытаясь пробиться ко мне. Какой-то миг я думала, чтоему это удастся, но он застрял в шипах. Он уже не пробивался вперед, он пыталсяклыками и рылом оборвать лозы, срывал их и затаптывал в снег, но его белая шубапокрывалась кровавыми царапинами. Прорваться он прорвался бы, но шипы пустилиему кровь.

Видения и сны никогда не наделяли меня магией, которой я необладала бы в реальной жизни. Но теперь у меня в реальной жизни магия была.Рука крови. Я вытянула окровавленную руку к кабану и подумала: «Теки». Все егомелкие царапины наполнились кровью, но зверь сражался с шипами с прежнейяростью, выдирая лозы с корнями. «Больше!» - подумала я. Я сжала руку в кулак ирезко разжала - и царапины разошлись, сотнями кровавых ртов прорезали белуюшкуру. Кровь полилась по бокам, и тварь завизжала уже не от ярости, не свызовом, а от боли.

Лозы как живые потянулись к кабану, оплели и подсекликоленки и свалили его на мерзлую землю. Зверь был уже не белым, а красным.Красным от крови.

В руке у меня появился нож - блестящее белое лезвие, сияющеекак звезда. Теперь я знала, что делать. Я пошла по окровавленному снегу. Кабантолько зыркнул в мою сторону, но я была уверена, что если бы он мог, он бы исейчас меня убил.

Я всадила нож ему в горло, а когда вытащила - кровь фонтаномхлынула на снег, на мое платье, на меня. Горячая кровь. Алый фонтан тепла ижизни.

Снег под лужей крови протаял до жирной черной земли - и сэтой земли поднялся маленький поросенок, уже не белый, а полосатый:светло-коричневый с золотыми полосками. Больше на олененка похож, чем напоросенка. Он жалобно повизгивал, но я знала, что зовет он напрасно.

Я взяла его на руки, и он прильнул ко мне как щенок. Он былтакой живой, такой теплый. Я укутала нас обоих невесть откуда взявшимся теплымплащом. Платье у меня стало черным - не от крови черным, просто из чернойматерии. Поросенок уткнулся пятачком в теплую ткань. На ногах у меня оказалисьотороченные мехом сапожки, теплые и удобные. В руке я все еще держала нож, нолезвие было чистое, кровь словно выгорела. Пахло розами. Я повернулась: белыйкабан исчез, а лозы покрылись цветами и листьями. Цветы были белые и розовые,от едва заметного розового отлива до оттенка темного румянца, а несколько розбагряные, чуть ли не пурпурные.

Нежный сладкий аромат диких роз насытил воздух. Голыедеревья по краям поля уже не казались мертвыми - почки на них набухли ивыбросили листву прямо у меня на глазах. От тепла кабаньего тела и потоковгорячей крови снег стал таять.

Поросенок потяжелел. Взглянув на него, я увидела, что онвырос минимум вдвое. Я поставила его на тающий снег: поросенок рос с той жескоростью, что и прежний кабан. Как и раньше, за переменой невозможно былоуследить, но он рос - так же незаметно, как распускается цветок.

Я шагнула на снег, и быстро увеличивающийся в размерахпоросенок последовал за мной, как послушный пес. На нашем пути таял снег иоживала земля. Поросенок потерял детские полоски, почернел, дорос мне до поясаи продолжал расти. Я потрогала щетину у него на спине - совсем не мягкая,обычная щетина. Кабан прижимался ко мне, я гладила его по боку. Мы шли по полю,и мир вокруг нас одевался зеленью.

Мы дошли до вершины небольшого холма, где лучи восходящегосолнца освещали холодный серый валун. В небесах на востоке алой раной вспыхнулрассвет. Солнце всходит в крови, и умирает тоже в крови.

У кабана появились клыки, маленькие загнутые вверх зубы - номне не было страшно. Зверь обнюхал мне руку: пятачок у него был мягче и тоньше,чем у настоящих поросят, больше похож на палец. Кабан хрюкнул: звук получилсязабавный и приятный, я улыбнулась. А потом он повернулся и побежал вниз посклону, флагом задрав хвост. Под его копытами земля мгновенно покрываласьзеленью.

У меня за спиной появилась закутанная в плащ фигура, толькотеперь это была не зимняя Богиня-старуха. Это был мужчина выше меня ростом ишире в плечах, в плаще с капюшоном такого же черного цвета, как казавшийся ужемаленьким на таком расстоянии кабан.

Мужчина обеими руками протянул мне рог, сделанный иззагнутого клыка громадного кабана. Белый, только что вырезанный, еще сзапекшейся кровью. Но пока я шла, рог стал чистым и отполированным как будтодолголетней службой, касаниями множества рук. И белый цвет он потерял, сталянтарным - того роскошного оттенка, что приходит с возрастом. Я не успела ещекоснуться рук незнакомца, как рог оказался кубком, оправленным в золото.

Я накрыла руки мужчины своими ладонями. Кожа у него былачерная, не светлей плаща, но я знала, что передо мной не Дойль стоит, не мойМрак, а Бог. Я заглянула под капюшон и на миг увидела кабанью голову - толькомне тут же улыбнулись человеческие губы. Его лицо, как и лицо Богини, скрывалатень - потому что лик божества не открывается никому.