Похитители душ. Посредник - Полина Каминская

– Давай-ка, толстый, поднимайся! – Грубовато, конечно, зато по делу. Обычный стиль Вомбата. При случае мог он приложить так, что даже у Стармеха розовели уши. Жестковатые мимолетные клички и постоянные прозвища Командира всегда оказывались настолько меткими и по делу, что мужики никогда не обижались. А иногда – например, после суточного перехода, повалившись без сил на землю в какой-нибудь особенно мерзкой дыре вроде Гнилого Подвала в Усть-Вьюрте, – даже ждали, какими греющими душу словами встретит Вомбат падающих с потолка слизняков.

Встали. Автоматы за спину. Вомбат свой карабин повесил на шею, так чтобы можно было в любой миг пальнуть от бедра. Сегодня идем почти налегке – только самый минимум продуктов. Если все окончится хорошо, назад двинем навьюченные, как целый караван ишаков.

Первым свист уловил Двоечник и, охнув, схватился за затылок. Звук начал быстро нарастать. Удача, ах какая все-таки удача, что лягушки задержали Команду на холмах. Через час мы бы уже топали по равнине, а там… На ровном месте спасения от саунд-волны, как известно, нет. Но первая же возвышенность, принимая волну на себя, гасит колебания практически без отражения. Это все, конечно, теория. А практика проста: если наверху – живо вниз! Дальше действовал уже не мозг. Тренированное тело моментально сложилось в клубок, руки втянуты в рукава, подбородок поплотнее – к груди, падаешь на бок и быстро, кубарем вниз. Голову при спуске поднимать категорически не рекомендуется во избежание расставания с оной.

Все. Доехал нормально. Целую крепко. Ваша репка. Вомбат как следует пропахал колючий склон и теперь лежал лицом в небо, очень хорошо представляя себе ощущения яблока, натертого на мелкой терке. Покосился в сторону – на вершине холма все еще стояло зыбкое марево, совсем как над разогретым асфальтом. Тихо так. Все правильно, слух вернется минуты через три-четыре. Обычное последствие саунд-волны, но каждый раз Вомбат с трудом подавлял желание заправить обратно в уши вывалившиеся мешочки барабанных перепонок. Уж очень живо он себе это представлял.

Командир быстро огляделся, хотя чувствовал – скатиться успели все.

– Почему я не Илья Муромец? – глухо пробурчал рядом Пурген. – Давно пора с этим Соловьем-разбойником разобраться…

Шутка была дежурная, но заржали все. Далее должен был следовать отзыв. Обычно первым откликался Азмун, но сейчас он чего-то молчал, видно, треснулся при падении сильно. Вомбат немного подождал, приподнял голову и, дабы не нарушать традиции, отозвался:

– Да из тебя, Леня, Илья Муромец, как из дерьма – пуля.

Тут оказалось, что традиции почитали все. Фразу одновременно и стройно произнесли три голоса. Командир терпеливо подождал, когда мужики успокоятся – последним еще несколько минут кудахтал сам Пурген, – и прежним суровым голосом скомандовал:

– Все, завязали. Подъем.

До Просеки оставалось часа полтора ходу.

Раньше это был один из самых спокойных участков, или, как говаривал Стармех, «интервалов». Позади – Вредные Холмы, на которых всегда что-нибудь да случалось (вот на сей раз звуковая атака там застала), позади – лягушки (хорошо, что лягушки… а то мог и кое-кто похуже подвернуться). Теперь топай себе, километры считай. Вот только вправо, к полям, забирать не рекомендуется. Для здоровья вельми опасно. Потому как там – малый джентльменский набор удовольствий: Бешеные Пни, Борозда, в которой кто-то живет… да такой, что встречу с ним еще никто не пережил, а кроме них, те, кто и Пней, и Борозд, и даже Горелых Вагонов опаснее, – люди. И тоже с карабинами.

Влево, впрочем, забирать тоже не рекомендовалось. Один в этих местах путь. Одна тропа. Прямиком – к Просеке. И много кто по ней ходит.

…Вомбата спасла только отточенная годами тренировок реакция. Двоечник еще хлопал длиннющими ресницами, Стармех только поворачивал голову, Пурген закрывал рот, Азмун округлял глаза – а карабин в руках Командира уже коротко плюнул огнем.

Всем хороши автоматы, когда против людей. А здесь, на подступах к Горелым Вагонам, все-таки большей частью иные цели на мушку лезут. Да такие, что на них не пулька, а гранатомет «шмель» нужен. Тот, который с объемным взрывом. Бетонный гараж от попадания его гранатки моментом складывается внутрь, точно карточный домик. Но Вомбат никогда не изменял старому доброму «симонову». Переделан, конечно, под мощный патрон – и стальной рельс запросто насквозь прошивает.

Миг спустя судорожно закашлял десантный «калашников» доктора. Следом за ним открыли огонь Пурген и Дима. Двоечник, как самый хилый, шел почти налегке. Древний «ТТ» – и все.

Из черных скользких зарослей (сколько на них солянку пополам с серной ни лей, все равно живые, гады, – мутировали) вырвались четыре мохнатых клубка. В атаку они бросились беззвучно, и Команде скорее всего тут же и настали бы кранты, если бы инстинкт Вомбата не заставил его навскидку всадить тяжелую пулю со смещенным центром тяжести (такая, попав, в кашу перемалывает внутренности) в совершенно невинную на первый взгляд кочку. Кочка взревела дурным голосом, выпростала четыре мощные кривые лапы, распахнула розовато-серую пасть с зубищами белой акуле впору и маханула прямо к обидчикам. А следом за ней – еще трое.

Группсы. Они же – медвепсы. И откуда только такая помесь могла возникнуть? А впрочем, все законы Менделя и Дарвина уже давно к черту полетели. Возьмите злобность питбулей, хитрость фокстерьеров, ум овчарок, прибавьте силу, почти равную медвежьей, впихните все это в очень крупного дога, грудь ему расширьте вдвое, дайте медвежьи когти и лапы, несообразную пасть, какую только в ужастиках увидишь, тушу покройте густым мехом (легкие пули, бывало, так в нем путались, что застревали сразу в подкожном жиру, не причиняя вреда) – и получится настоящий медвепс. Впрочем, нет, не получится. Поскольку тварь эту представить можно, лишь столкнувшись с ней нос к носу.

Вомбат стрелял, ведя ствол за ближайшим зверем. В твари уже сидело самое меньшее шесть пуль, левую часть головы разворотило в кашу, однако медвепс все еще бежал, и Вомбат знал: бестия успокоится, лишь только запустив клыки и когти в глотку убийцы или если ее попросту разорвут на куски.

Левую переднюю лапу медвепса оторвала только последняя в обойме, десятая, пуля. Рука уже сама оттягивала затвор, впихивая в пазы новую обойму, а медвепс со всего размаху хряпнулся оземь.

Еще одну тварь стреножил Стармех. Длинная очередь подрезала лапы группсу, раздробив суставы. Двое уцелевших, хрипло и яростно взлаивая, отступили. Понятно: им обед на сегодня обеспечен. Свои же сородичи. Такое же мясо, ничуть не хуже человечьего…

На прощание Вомбат прицельно разнес глазницу одному из трупоедов.

Ну все, разошлись. Тот, что остался, не сунется больше. Ему там хавки с избытком хватит. Того, одноглазого, не сегодня-завтра точно сожрет. Со стороны слепого глаза подкрадется – и привет дровосекам.

Держа оружие наготове, отступали. Двоечник отер пот со лба, заткнул пистолет за ремень.

– В кобуру убери, – строго приказал Вомбат. – Мы не в кино снимаемся!