Семеро Тайных - Юрий Никитин

— Да иногда случается и проще. Как-то, помню, иду мимокустов, а там: фю-фю-фю... фю-фю-фю-фю... фю-фю-фю-фю... Я метнул туда камень,смотрю: лису пришиб!

Мрак кивнул:

— Такое случается. Я как-то иду, слышу из кустов:хорх-хорх... фрю... фрю-фрю... зю-зю-зю... хорх-хорх... хрясь, фрю-фрю, яприцелился, сделал поправку на ветер, на ширину куста... и — стрела кабанупрямо в сердце!

Таргитай жадно смотрел на каменный шар, что разогрелся, ужепошел пар от высыхающей глины.

— А я иду, слышу в кустах: фрю-фрю... хрясь-хрясь,тю-тю-тю...мня-мня-мня...чавк-чавк-чавк...фю-фю-фю-фю-фю-фю...шмя-шмя-шмя...шмя-шмя-шмя... шмя-шмя-шмя-шмя-шмя-шмя...э-э-э... о чем это я?

Мрак толстым прутиком с рогулькой зацепил тяжелый каменныйшар, красный, ноздреватый, как полная луна, выкатил из костра. Таргитай, роняяслюни, взял секиру и легонько стукнул. Мрак поморщился, дурак позорит боевоеоружие, но смолчал, а каменный шар с сухим треском развалился на части. Мощнымзапахом сочного печеного мяса толкнуло, как крупом коня-тяжеловоза. Таргитайзахлебнулся, ибо запах сшибал с ног, ни капли не потерялось, пока утка пекласьв темнице.

Между каменных лепестков нежно-белая пахнущая тушка,соблазнительно голая, пузырилась множеством капелек сока. Перья торчали изглины, влипнув и прикипев, когда глина высохла и окаменела. Тушка бесстыднорасставила белые голые ноги, ляжки толстые, сочные, под ними блестит отвытекающего сока.

Мрак с довольным урчанием разломил тушку на три части, двеловко швырнул Олегу и Таргитаю, сам тут же вгрызся острыми волчьими зубами впахнущую, истекающую соком мякоть.

Олег перебрасывал свою долю из ладони в ладонь, а Таргитай ивовсе с воплем выронил, обжегши пальцы. Мрак посмеивался, посоветовал:

— Во-о-он там за деревом ручеек! Можешь остудить, заодно и помоешься.

Таргитай недоверчиво посмотрел на одинокое дряблое дерево:

— Да какой там может быть ручей?

— Мелкий, — объяснил Мрак, — но глубокий. Я однажды в такомвот такую щуку поймал!

Он отмерил на руке едва ли не до плеча. Таргитай посмотрел,усомнился:

— Брешешь! Таких волосатых щук не бывает.

Некоторое время слышался только непрерывный треск молодыхкосточек на крепких зубах. Сожрали почти целиком, если что и выплюнули, торазве что прилипшее к мясу перышко.

Таргитай еще жевал, когда Мрак поднялся, уже отдохнувший,злой, с нетерпеливо перекатывающимися под гладкой кожей тяжелыми шарамимускулов. Как секира оказалась в его длинной жилистой лапе, никто не заметил,как и сам Мрак, она сама стремилась юркнуть в широкую шероховатую ладонь, но наэтот раз Мрак вбросил ее в ременную петлю небрежно, не глядя. Его коричневыеглаза смотрели поверх голов, одна с волосами цвета заката солнца, другая —поспевшей пшеницы.

— Дымком пахнет...

— Пожар? — предположил Олег.

— Нет, запах стряпни тоже... Тарх, мы пошли.

Таргитай на ходу запихивал в пасть остатки селезневой лапы,закашлялся, но никто даже не постучал по спине. Оба друга становились всесерьезнее, напряженнее, а предчувствие беды накрыло Таргитая с головой, какхолодная морская волна.

Драгоценное Перо, из-за которого столько раз получали поморде, пришлось подобрать ему, друзья о нем словно забыли.

На выходе из Долины миновали дубовую рощу, обогнуликрохотное озеро, спугнув стадо диких свиней, потом дорогу загородил еще гаек,но легкий, весь из молодых березок, просматривающийся насквозь.

Таргитай начал было намурлыкивать песенку, но Мрак шикнул, ипевец послушно умолк. Послышался цокот подков, на тропку впереди выехал нарослом сухощавом коне богато одетый мужчина. Хотя осень только начиналась,листья едва-едва пожелтели, он был в толстой шубе, сапоги с опушком,сафьяновые, с серебряными пряжками.

При виде троих бросил руку на рукоять топора, но эти шлимимо, внимания не обращали, только коротко поклонились. Он, чуть проехав,остановил коня, грузно повернулся в седле. Лицо побагровело, словно поднималгородские ворота, голос был зычный, привычный перекрывать лязг железа в бою:

— Эй, вы, там! Мне нужно проехать к князю Вернигоре.

Эти трое переглянулись, остановились, долго думали, а тот,черноволосый и самый звероватый на вид, явно старший, наконец махнул рукой:

— Ладно, мы не против. Езжай.

Воевода опешил, поерзал в седле, но что с дураков возьмешь,гаркнул снова:

— Можно вас спросить, как доскакать до крепости Вернигоры?

Звероватый пожал плечами, мол, вопрос-то дурацкий, молодойпарень с красной, как пожар, головой даже не повел бровью, за всех ответилвежливо золотоволосый парень, совсем отрок:

— Конечно можно!

Воевода плюнул в сердцах, хлестнул коня и умчался. Виднобыло, как колотит бедное животное под бока острыми каблуками.

Мрак покачал ему вслед головой:

— Если нас даже один человек не понимает, то как учить житьнароды?

Олег смолчал, стрела метила в него, шел плечо в плечо соборотнем угрюмый, словно поменялся с Мраком нравом, молчаливый, нахмуренный.Он чувствовал, как на плечи давит нечто невыносимо тяжелое, пригибает к земле.Краем глаза уловил странное выражение на хмуром лице Мрака. Даже Таргитай чуетнедоброе, искательно заглядывает обоим в глаза, едва не виляет хвостиком.

За гаем дорожка разветвилась на три едва заметные тропки.Все три одинаково прямые, одинаково уходят в дальнюю даль и там исчезают. Олегчувствовал, как его шаги наливаются тяжестью. Чем ближе к развилке, тем труднеедышать, тем горше в горле ком, больнее в груди. Таргитай что-то заговорилбыстрое и жалобное. Мрак остановился на распутье, его коричневые глаза огляделидрузей с любовью.

— Ладно, ребята. Сама судьба подсказывает. Чем дольше тянем,тем тяжелее.

Олег вздрогнул так сильно, словно его лягнул конь:

— Да-да, Мрак. Ты прав.

Пальцы Мрака бесцельно поправили секиру, Олег безнеобходимости поковырял посохом твердую землю. Таргитай жалобно смотрел наобоих, длинная рукоять меча сиротливо блестела из-за его плеча.

— Вы что... уже?

Мрак буркнул:

— Да, Тарх. Мы сделали больше, чем собирались. Теперь укаждого своя дорога. Мне осталось, как ты слышал, до первого снега. Может быть,успею повидать ту... Олег идет в пещеры. Ну, а тебе перо в... скажем, в руки.Ты же бог, дуй на небеса. Хотя Числобог и рек, что можешь и по земле скитатьсясреди людей аки птаха небесная, беззаботная, дурная, голодная.