Высокое напряжение - Андрей Кивинов

Что касается его достоинств, то он обладал подвешенным языком, изворотливой башкой и абсолютной независимостью перед авторитетами — будь то бандитские или милицейские.

Костю Казанцева, в отличие от Вовчика, сгубила страсть не к футболу, а к женщинам.

Они вились вокруг Кости всегда. Не просто всегда, а именно всегда. На дежурстве, на происшествиях, в засадах, в рейдах, ну и, само собой, в нерабочее время — во время пьянок, слётов, культпоходов на балет. Один раз Костик умудрился протащить крошку-блондинку на секретное оперативное совещание.

За что женщины любили Константина Сергеевича, для большинства его коллег оставалось загадкой. Вряд ли за внешность, Костик далеко не Ален Делон, и уж наверняка не за кошелёк — долгов у Казанцева накопилось до следующего года. Но любили.

Паша втайне завидовал Костиным способностям обольщать женщин. Начальник Казанцева, наверняка, тоже завидовал, а зависть — штука неблагодарная.

Чашу терпения переполнила следующая история.

Как-то утром шеф по обыкновению открыл свой кабинет и на любимом кожаном диване обнаружил спящую девчонку. Разбуженная звуком открывающейся двери «герла», увидев начальника, нисколько не смутилась и, зевнув, спросила: «А ты кто такой?» Немного придя в себя от такой встречи, шеф возмущённо-справедливо вопросил: «А кто ты сама такая и почему, зараза, спишь на моём диване, не снимая туфель?!» «А мне Константин Сергеевич разрешил!» Вот так! Сам Константин Сергеевич!

«Ах, Константин Сергеевич?! Ну, сейчас мы быстро разберёмся, кто у кого в кабинете спать может. Иди-ка сюда, Константин Сергеевич, подставляй зад и получай с размаху…»

«А что делать было? — жаловался впоследствии Костик. — Девчонка на последнюю электричку опоздала, своего дивана у меня нет, вот я её к шефу и пристроил. Ключ в дежурке взял запасной и уложил на диванчик. Думал, с утречка разбудить, пока отец-начальник не заявился, да не успел — троллейбусы не ходили. Сломались, мать их!»

Так что, теперь Костик тоже очутился в «убойной» компании.

Последним из присутствующих сейчас в кабинете — Пашу Гончарова оставим на потом — был Игорь Петрович Таничев. Именно так, по имени-отчеству следовало обращаться к вышеупомянутому лицу. Потому что Таничев, в отличие от остальных, был настоящим аксакалом. По возрасту он приближался к сороковнику, по стажу работы — к двадцатнику, а по количеству знакомых в районе — к числу неустановленному. Но что больше сотни — определённо.

Что же касается его особенностей, наиболее яркая из них заключалась в том, что он никогда не говорил: «Не знаю». Всегда что-нибудь отвечал, даже если действительно не знал. Прямо «Что? Где? Когда?» в одном лице. Подобная голова была достойна уважения, а личность, носившая эту голову, — вежливого обращения.

Сгубила Петровича тоже страсть. Как это ни печально, самая заурядная страстишка — любовь к спиртному. Ребята Петровича понимали — человек старой закалки, застойного времени и жертва тлетворного влияния социализма.

Перестройку и капитализацию родного общества он воспринял с пониманием и поддержкой, но страсть к выпивке захватил с собой, наверное, на память о коммунистическом строе. Однако стоило кому-нибудь упрекнуть его в излишествах, как он довольно трезво начинал цитировать Дзержинского, мол, милиция — это лучшие представители народа. А раз народ пьёт, «то почему представитель не имеет права?» Конечно, Петрович не был завзятым алкоголиком, тем более последним пропойцей, но если находился повод, он никогда не отказывался.

Само собой, пьянство — штука плохая и в органах не очень приветствуется. Но Петровича так долго не увольняли по двум причинам: во-первых, он ни разу «не влетал», и во-вторых, он был весьма неплохим опером.

Имея внешность среднестатистического пьяницы, он быстро находил контакт с гопниками, БОМЖами и прочими низами общества. Когда он вызывал в кабинет подучётный элемент, постороннему глазу было бы трудно определить — где Петрович, а где «элемент». «Элемент» же уважал его за рассудительность, справедливость и внешнюю схожесть. Когда в притоне после совместной пьянки кто-нибудь находил удостоверение Таничева, то без всяких вопросов приносил в отделение — владельцу.

Петрович, постоянно вращаясь в подобном обществе, обладал неплохим знанием оперативной обстановки на своём участке и имел самые высокие показатели. Иногда бедняга-потерпевший ещё не успевал обнаружить кражу, а Таничев уже знал, кто её заделал и где вещички.

При всём этом Петрович чувствовал меру, держал «марку» и не допускал панибратского отношения к себе со стороны «элемента». Ценное качество. Вроде бы свой, но и на расстоянии.

С Таничевым долгое время проводилась воспитательная работа, на собраниях он торжественно клялся завязать пить без закуски в рабочее время, но после тех же собраний нажирался в стельку. Поэтому, недолго помучившись, на воспитательную работу махнули рукой. Только во вред. Человек не в детском саду, сам всё решит.

Но при первой удобной возможности от Таничева не преминули избавиться. От греха подальше. Не влетал, не влетал, а вдруг… Сейчас с этим сурово. Не приведи Господь. Получит и влетевший, и начальник.

Петрович не обижался, перевод не влиял ни на должность, ни на звание. Разве что на обратный путь до дома. Теперь приходилось ездить на пару остановок дальше.

Два остальных парня из «убойного» отдела были для всех «тёмными лошадками». В отделениях они отработали по два месяца, и начальство, дабы не тратить время на обучение и воспитание, сплавило их в группу, вероятно, посчитав, что стаж в два месяца есть вершина опыта. Оба чем-то были схожи внешне — короткий ёжик волос, кубик-торс и сбитые до шишек кулаки. Паша в запарке иногда путал их по именам — Лёшу с Колей и, соответственно, Колю с Лёшей.

Лёша, придя в команду, притащил боксёрскую грушу, гантели и эспандер, а Коля — перчатки и кимоно. Теперь они, набираясь столь необходимого в оперативной работе опыта, дружно выколачивали из груши опилки, рассудив, что, чем быстрее они окончательно собьют себе кулаки, тем быстрее научатся раскрывать убийства. Сейчас они укатили договариваться с кем-то насчёт спортзала.

Попытки Таничева и Гончарова объяснить, что главное — как раз не умение бить, а умение находить того, кого бить, они восприняли, как Таничев — лекции о вреде пьянства, поэтому на спортсменов махнули рукой. Вот только попросили не ломать перегородку между кабинетами, когда они снова решат поднабраться спортивного опыта. Ремонт нынче стоит дорого. Гораздо дороже груши.

Паша, пожалуй, был единственным, кто попал сюда на демократических началах. Нельзя было сказать, что он идеал оперативника и ему чужды недостатки, имевшиеся у коллег-оперов. Он в полной мере обладал ими всеми, но, может быть, в значительно меньшей степени. Любил выпить, любил женщин, любил футбол. Любил резать правду-матку, но… Всего понемногу. Без последствий и далеко идущих намерений. Типовой проект, как говорят строители. Человек толпы, как заверяют писатели.

В связи с тем что в его отделении опытными были все, а резко бросающихся в глаза недостатков ни за кем не замечалось, то всё решил жребий. Пятеро оперов бросили кубики, и после Пашиного броска в отделении осталось уже четверо оперативников, а Гончаров перебрался в вытрезвитель.