С днем рождения, турок! - Якоб Аржуни

— Есть «Захер», «Шварцвальдский», «Ромовый», «Принц-регент», «Сливочный», — бодро отрапортовала толстуха и, наклонившись ко мне, прошептала: — Ромовый торт папа сегодня, к сожалению, изговнял.

Я выбрал два куска «Захера», взял с полки пачку кофе, заплатил, загадочно подмигнув девице, перешел дорогу и направился к дому № 73.

Мой офис находится на третьем этаже бетонной глыбы средней величины и светло-коричневого цвета. Здесь я тоже заглянул в почтовый ящик, но тот был пуст. В холле и на лестнице стоял запах дезинфекции. Из кабинета стоматолога на втором этаже доносились стоны и жужжание бормашины. Я захлопнул почтовый ящик, поднялся по лестнице и вставил ключ в замочную скважину. На двери красовалась табличка:

КЕМАЛЬ КАЯНКАЯ

ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Частным детективом я стал три года тому назад. Согласитесь, занятие не для турка, живущего в Германии.

Мои родители Тарик Каянкая и Улькю Каянкая родились в Анкаре. Мать умерла во время родов в 1957 году, а я ухитрился появиться на свет. Ей было тогда 28 лет. Отец, слесарь по профессии, решил спустя год поискать счастья в Германии. Вторая мировая война и полудиктаторский режим в стране погубили всю его семью. Родственники моей матери ненавидели отца. Почему — так и осталось для меня загадкой. Пришлось ему взять меня с собой, так как оставить меня было абсолютно не на кого.

Отец поселился во Франкфурте и три года проработал мусорщиком, пока его не сбил почтовый автомобиль. Меня определили в приют, откуда я, к моему великому счастью, попал в немецкую семью, которая и усыновила меня. Я получил германское гражданство. У супругов Хольцхаймов был еще один усыновленный ребенок, пятилетний мальчик, мой так называемый братец Фриц. Он был на год старше меня. Макс Хольцхайм работал учителем математики и физкультуры в начальной школе, Аннелизе Хольцхайм три дня в неделю трудилась в детском саду. Они усыновляли детей по убеждению.

Таким образом, я воспитывался в сугубо немецкой атмосфере и лишь спустя много лет стал интересоваться своими кровными родителями. Когда мне исполнилось семнадцать, я впервые побывал в Турции, но ничего сверх того, что было записано в документах, полученных из детского дома, не смог узнать о своей семье.

Я окончил школу с удовлетворительными оценками в аттестате, продолжил обучение, потом бросил, занимался чем придется, а три года тому назад подал заявку на получение лицензии частного детектива. К моему большому удивлению, лицензию я получил. Иногда эта работа даже доставляет мне удовольствие.

Купленный торт я поставил в холодильник, в котором пахло прогорклой томатной пастой. Подняв жалюзи, я открыл окно и некоторое время глазел на прохожих, провожая взглядом хорошо одетых и ухоженных женщин. С улицы меня обдало зноем, зато в помещении стало светлее. Включив чайник, я снова облокотился на подоконник. Улица почему-то опустела. «С днем рождения!» — сказал я себе и сплюнул, стараясь попасть в домашнюю туфлю, валявшуюся на балконе этажом ниже. Некоторое время я тупо смотрел на эти шлепанцы, как вдруг пронзительно засвистел чайник. Я залил кофе кипятком, соскреб с тарелки остатки вчерашнего спагетти, вынул торт из холодильника, сменил обсиженную мухами липучку, зажег ароматизированную свечу и уселся наконец за письменный стол. Залетевшая в комнату оса жужжала и кружила мелкими кругами над плитой. Я схватил газету, собираясь разделаться с назойливой тварью. В дверь позвонили.

— Открыто, — прорычал я, успев прихлопнуть осу.

Дверь медленно отворилась, и в комнату вплыло существо в черном, окидывая беспокойным взором меня и пространство вокруг.

— Доброе утро, — пробормотал я.

Посетительницей оказалась женщина-турчанка небольшого роста, в траурной накидке, с массивными золотыми серьгами в ушах. Волосы были заплетены в строгую косу, а под глазами явственно проступали темные круги.

Я отшвырнул газету в сторону и уже более приветливым тоном сказал:

— Доброе утро.

Наступила пауза.

— Не хотите ли присесть?

Она безмолвно продолжала стоять, обводя глазами комнату.

— Мм-м, — помедлил я, — вы по личному делу или требуется помощь частного детектива?

Она пробормотала что-то по-турецки. Но даже если бы посетительница говорила громко и четко, я не понял бы ни единого слова. Пришлось объяснить ей, что хотя я ее соотечественник, но в силу ряда обстоятельств не говорю и не понимаю по-турецки. Она переменилась в лице, прошептала: «До свидания» — и попятилась к двери.

— Подождите же, — остановил я ее. — Мы сможем как-то объясниться, не так ли? Присаживайтесь и спокойно расскажите все по порядку. Что привело вас ко мне? Договорились?

Серьги подозрительно колыхнулись.

— Я как раз только что заварил кофе… Не хотите ли кофе с тортом? Почему бы нам не выпить по чашечке, а?

Я почувствовал, что мое терпение на пределе. Наконец она открыла рот и прошептала:

— Хорошо.

— Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас принесу вторую тарелку.

Над моим офисом располагается весьма сомнительное заведение — какая-то кредитная контора с подозрительным источником доходов. Кассир этой лавочки, смурной тип с лысиной, иногда спускается вниз поболтать со случайным собеседником. Чаще всего я видел его с бутылочкой вишневки за пазухой.

Размышляя о возможной причине визита моей турецкой молчуньи, я поднялся этажом выше и постучал в дверь, на которой висела табличка:

БЛАГОДАРЯ НАМ ВАШИ МЕЧТЫ СТАНУТ ЯВЬЮ

КРЕДИТНАЯ КОНТОРА БОЙМЛЕРА И ЦАНКА

Дверь скрипнула, пропуская меня в приемную. За письменным столом сидел кассир и лениво листал футбольное обозрение.

— Что случилось, Мустафа?

— Мне нужны тарелка и вилка. Найдется в твоей конторе что-то в этом роде?

— А что там у тебя вкусненького? Кебаб, наверное?

— Хм… возможно, — уклончиво ответил я.

— Ну что ж, посмотрим, что тут есть.

Он пыхтя выполз из своего кресла, прошлепал к двери и исчез в соседней комнате. От него пахнуло чем-то приторно-сладким. Я обошел письменный стол и выдвинул верхний ящик. Из его глубин выкатилась полупустая бутылка ликера. Когда я отвинчивал пробку, чтобы отхлебнуть из нее сладкого пойла, в соседней комнате раздалось громкое звяканье. Вскоре, ругаясь и сердито сопя, появился и сам кассир с тарелкой и вилкой в руках.

— Вот тебе твоя сервировка, Мустафа.

Увидев в моих руках бутылку, он недовольно поморщился.

— Не забывай, что ты находишься в цивилизованной стране, где не принято шарить по чужим столам!

Я поставил бутылку на стол.

— Ну и козел же ты! Недаром жена твоя на тебя жаловалась. Знай, что все дело в твоем пьянстве.

Он тупо уставился на меня.