С днем рождения, турок! - Якоб Аржуни

Этого мне было достаточно. По-видимому, он действительно больше ничего не знал. Я поднялся, сунул блокнот и карандаш обратно в карман и сделал шаг в сторону письменного стола Футта. Он также поднялся. Мы обменялись рукопожатиями.

— Большое спасибо, господин комиссар. Если возникнут вопросы, позволю себе вновь обратиться к вам. Вы мне очень помогли.

Мы пожелали друг другу всего доброго, и я покинул комиссара вместе с его запечатленной на календаре овчаркой. Было восемнадцать часов. Коридор заполнился служащими, покидающими рабочие места. Слева у лестницы находилась диспетчерская, в которой дежурила броская блондинка, явно ошибившаяся в выборе нужного размера униформы. Все еще находясь в роли важной персоны, делегированной турецким посольством, я на минуту задержался, бросив на нее вызывающе дерзкий взгляд. Она пренебрежительно посмотрела в мою сторону.

— Ну что, Аладдин, посеял на базаре свою волшебную лампу?

В самом начале своей карьеры частного детектива я напечатал целую коллекцию визитных карточек, полагая, что при таком роде деятельности это необходимо. Я почти никогда не пользуюсь ими, но всегда имею их при себе. Сейчас такой случай представился. Я вынул из бумажника визитку с надписью: «КЕМАЛЬ КАЯНКАЯ — ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ», небрежно бросил на стойку перед блондинкой и буркнул:

— Передайте это комиссару Футту, когда он будет проходить мимо, или отнесите в его кабинет.

— Будет сделано, — с полным безразличием ответила она.

Не знаю, правильно ли я поступил, но я не мог отказать себе в удовольствии, представляя выражение лица Футта, когда он получит мою визитку.

Я спустился по лестнице, заглянул к Нели, чтобы сообщить ему, что его, вероятно, ждет дисциплинарное взыскание, и вышел на улицу.

На улице, как всегда в конце рабочего дня, царило оживление. У меня не было никакого желания толкаться в толпе, и я заскочил в ближайшую пивную. Сидя за кружкой пива, я думал, что делать дальше, но мой желудок взбунтовался и потребовал на время прекратить размышления. Я решил пойти домой, где в холодильнике у меня оставались три или четыре котлеты. До дому было далеко, и у меня хватило бы времени обдумать дальнейшие шаги.

«ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ПРЕДУПРЕЖДАЕМ ТЕБЯ, ВОНЮЧИЙ ТУРОК, ЗАБУДЬ ОБ АХМЕДЕ ХАМУЛЕ!»

Я поднес листок ближе к лампе. Обычная белая писчая бумага. Что-то другое меня бы сильно удивило. Эти парни явно второпях пришпандорили записку к моему почтовому ящику. Текст не отличался большой фантазией. А собственно говоря, такие послания и не должны отличаться особой изобретательностью.

В кухне я прикрепил записку кнопкой над плитой. Для наглядности. Потом вынул из холодильника упаковку котлет, бросил их на сковороду, открыл банку зеленого горошка и высыпал его туда же. Буквы послания были вырезаны из газетных заголовков и наклеены на бумагу. Я думал, что такое бывает только в кино, и не знал, игнорировать предупреждение или принять его всерьез. Схватив ключ от квартиры, я быстро спустился вниз и сбегал за угол к газетному киоску, чтобы купить кипу свежих, самые популярные газет. По дороге я просмотрел пару страниц: буквы «Д» и «А» из слова «предупреждаем» я нашел на одной строке, по соседству друг с другом. Войдя в квартиру, я уловил подозрительный запах подгоревших котлет. Я рванул сковороду с плиты, сбросил котлеты на тарелку, открыл бутылку пива, разложил перед собой газеты и за трапезой стал их просматривать. Двух газет оказалось достаточно, чтобы определить источник, из которого были вырезаны все буквы «послания», кроме точек над английскими буквами «i». Слово «турок» было взято из броского заголовка «Турок забил таксу до инфаркта».

В течение шести часов я ломал голову над столь плачевно закончившейся жизнью Ахмеда Хамула, но об этом знали только семейство Эргюн, Футт и, по-видимому, еще пара его сотрудников. Может быть, кто-нибудь из Эргюнов проболтался или полиция хотела предупредить меня, чтобы я не совался в это дело? Это тоже возможный вариант. Может быть, я, выдав себя за представителя турецкого посольства, дал маху? Наверняка Футт, прочитав мою визитку, позвонил в посольство, чтобы выяснить мою личность. Что, если турецкое посольство, вместо того чтобы злорадно похихикать, как это принято на Востоке, проявит прозорливость и не допустит, чтобы их соотечественник-самозванец занимался делом, которое находится не в его компетенции? Может быть, представителям турецкого режима как раз на руку смерть Ахмеда Хамула и они просто не хотят засвечиваться в этом деле?

Так, постепенно, шаг за шагом, я начинал формулировать вопросы, которые в следующий раз должен буду задать родственникам убитого. Не был ли Ахмед Хамул в прошлом связан с какими-нибудь экстремистскими организациями? Получал ли он корреспонденцию с родины?

Не был ли он, будучи в Германии, членом турецкого землячества, участвующим в антиправительственном заговоре?

Считаюсь ли я вообще в турецком посольстве турком? Почему бы нет? Я зажег сигарету и нашел в телефонной книге номер турецкого посольства. Телефон не отвечал. Рабочий день дежурного сотрудника посольства подошел к концу. Я положил трубку.

В Германии принято к Рождеству, Пасхе и Троице посылать родственникам подарки. В это время немецкая почта выделяет целые отряды особого назначения, чтобы справиться с доставкой целых гор аккуратно запакованных свертков со сладостями и пижамами. Перевалочный пункт для отправки посылок — вокзал. Если Ахмед Хамул работал подсобным рабочим, я могу выяснить кое-что именно здесь. Я выпил вторую бутылку пива. Из соседней квартиры, в которой проживал волосатый воспитатель из социальной службы, доносились неистовые крики и стрельба из вестерна, транслируемого по телевизору.

С каким удовольствием я бы посмотрел сейчас стычку ковбоев с индейцами, но вместо этого мне надо было опять выходить из дома. Теплый августовский вечер был светлым. В заходящих лучах солнца весело щебетали птицы.

Мой «опель» остался у офиса. Я направился к ближайшей станции метро. Эскалатор опустил меня в вонючий подземный переход. Навстречу мне шкандыбали два типа с красными волосами и кучей металлических прибамбасов на рожах. Я пробил билет в турникете и сел на скамью. Рядом со мной три старушки делились своими событиями из жизни обитателей богадельни.

С грохотом подкатил поезд. Старушки медленно поднялись со скамьи и заковыляли к двери вагона. Мне порядком надоело слушать лязг их вставных челюстей, и я прошел в противоположный конец вагона и стал читать рекламные наклейки.

«А НУ, ЛИЗНИ!» На одной рекламе была изображена длинная пластиковая трубка с ванильным мороженым. При желании его лизнуть, мороженое можно было выдвинуть из трубки, потом опять задвинуть, и так туда-сюда, пока оно не кончится. С каким удовольствием я бы сейчас лизнул холодненького лакомства! На другой рекламе красовалась баночка крема для обуви с щеткой сверху. Стоит пошевелить эту щетку, как из нее сочится красная, как малиновый сироп, краска.

Поезд остановился, и я нырнул в вокзальную толчею. Молодой человек с букетом цветов чуть было не сбил меня с ног. Две узкоглазые туристки с «минольтами» на шнурках спросили, где находится дамский туалет. Наконец я притулился у одного из окошек почтового отделения. За окошком торчала чья-то спина.