Шипы и розы - Люси Рэдкомб

Проснувшись ночью, Розлин пыталась понять, что же произошло.

Я кричала, вспомнила она, а это так на меня не похоже. И вдруг она резко села в кровати.

Тут проснулся Стюарт. Он перекатился на бок, положил бедро поверх ее ног, и, пригвожденная к кровати его тяжестью, Розлин услышала сонный шепот:

— Что ты сказала?

— Я ничего не говорила.

— Говорила. Ты сказала: «Я кричала».

— Чушь.

Она попыталась натянуть на себя сбившуюся простыню.

— Нет, правда. Ты сказала…

Розлин не надо было напоминать, что она говорила. Эти слова и так прочно врезались ей в память.

— Замолчи! — взвизгнула она и обеими руками зажала ему рот. Губы Стюарта раздвинулись, и Розлин почувствовала, как его язык щекочет ей ладонь.

Слова она еще могла отрицать, но как не признать, что это прикосновение подействовало на нее возбуждающе? Она упала на кровать, Стюарт подвинулся, и получилось так, что вместо пальцев возле его губ оказалась ее нежная грудь. Впрочем, похоже, он не возражал против такой замены.

— Подарок богов, — прошептал он, прежде чем сомкнуть губы вокруг набухшего розового соска. На этот раз в его ласках не было прежней нетерпеливой настойчивости, но у Розлин, распластанной поверх его тела, не могло возникнуть ни малейших сомнений в силе его желания. Она застонала и попыталась приподняться на локтях.

— Мы не можем…

Но он уже накрыл руками ее ягодицы, нежно поглаживая их.

— Почему же? Это будет не так уж трудно и почти наверняка приятно.

Розлин ахнула, почувствовав, как его язык описал круг вокруг ее соска.

— Ты невероятно чувствительная, особенно здесь.

— Не только здесь, везде.

Во всяком случае, с тобой, мысленно добавила Розлин.

Это произнесенное шепотом признание вызвало его самодовольное мужское урчание.

— Значит, мне придется быть очень внимательным. Скажешь мне, если я что-то пропущу.

— Ты не можешь говорить такие вещи.

— Почему? Тебе не нравится это слышать? — поддразнил ее Стюарт.

Все тело Розлин трепетало, и от нарастающего возбуждения ей уже становилось трудно дышать.

— Ты меня просто жалеешь.

— Не путай вожделение и жалость.

— Так это вожделение?

Стюарт потянул Розлин вниз, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его лицом, груди не прижались к его груди, а колени не уперлись в матрац по обе стороны от его бедер.

— Зачем искать определение тому, что так приятно? От тебя пахнет мной, у тебя мой вкус…

Стюарт провел языком по ее шее, и, похоже, это ему понравилось, — во всяком случае, Розлин почувствовала, как напряглась его плоть.

— Я хочу…

— Что, радость моя? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Она почувствовала на щеке его теплое дыхание, и он погладил нежную кожу с внутренней стороны ее бедра. — Может, я лучше скажу, что нравится мне?

Эти слова подействовали на нее, как самая смелая ласка, и вскоре она уже горячо отвечала на его прикосновения.

— Я хочу… я хочу делать с тобой все, — со стоном прошептала Розлин. — И хочу, чтобы ты делал все со мной.

Это стало концом ее сопротивления и началом… Розлин не смогла бы дать определения тому, что последовало дальше. Она только знала, что это было нечто гораздо более интимное, чем их предыдущее бурное соитие, — скорее, какое-то долгое чувственное познание, при котором слова обладали не меньшей силой, чем прикосновения.

А какие это были слова!.. При одном воспоминании о том, что она говорила, Розлин бросало в жар. Она даже не подозревала, что мужчина способен на столь эротичные фантазии, но каждое слово, каждый звук, теплым медом стекающий с его губ, возбуждали ее все сильнее.

Стюарт Роули пригладил пятерней взлохмаченные темные волосы и озадаченно уставился на спящую женщину. Он знал, что, когда она проснется и откроет глаза, они окажутся глубокого зеленого цвета с золотистыми крапинками.

Когда она проснется… Он прижал к губам кулак, сдерживая стон.

Женщина заворочалась во сне, перевернулась на спину и закинула руки за голову, и ее пальцы утонули в пышной массе спутанных рыжих кудрей. При этом простыня сползла с ее стройного тела.

Стюарт, который как раз собирался сделать что-нибудь разумное и решительное, — к примеру, одеться, — замер.

Даже самый взыскательный поклонник женской красоты не смог бы не оценить этого тела, подумал Стюарт, припоминая, что ее груди отлично умещаются в его ладонях, и… Стоп! — поспешно сказал он себе, не стоит думать об этом, сейчас нужно рассуждать спокойно и здраво. Но соблазнительное зрелище, представшее его глазам, мешало сосредоточиться.

Глаза женщины сонно приоткрылись и встретились с его взглядом, а пухлые губы тронула мечтательная улыбка.

— Привет, Стюарт, — сонно прошептала она, потягиваясь, но вдруг застыла и широко распахнула глаза. — Стюарт?! — Ее взгляд спустился по его загорелому телу, и с губ сорвался сдавленный стон. — Надеюсь, мы?.. — начала она и, все поняв, жалобно простонала: — О Господи, что мы наделали!

Стюарт опустил глаза и невольно снова залюбовался ее телом. Проследив направление его взгляда, Розлин поспешно натянула простыню до самого подбородка и бросила на него такой взгляд, что он почувствовал себя закоренелым преступником.

— Не раздувай из мухи слона, — попытался успокоить ее он. — Все не так уж плохо.

— Не так уж плохо?! — воскликнула Розлин.

Рехнулся он, что ли? — подумала она. Это не просто плохо, это катастрофа!

— Ты меня ненавидишь, но я тебя не виню. Я вполне это заслужил, — пробормотал Стюарт убитым голосом.

— Не говори ерунды, я вовсе тебя не ненавижу, — возразила Розлин.

Какими же бестолковыми бывают порой мужчины, думала она. Неужели Стюарт не понимает, что все изменилось и теперь уже никогда не будет, как раньше? Они уничтожили нечто ценное и редкостное ради нескольких мгновений…

Однако первый раз это длилось куда дольше, чем несколько мгновений, а уж во второй… Розлин затопила жаркая волна воспоминаний, и она из розовой стала пунцовой.

— Правда? — с облегчением вздохнул Стюарт. Однако он не собирался увиливать от ответственности. — Но я бы тебя понял, если бы ты все-таки меня возненавидела. Я самым отвратительным образом воспользовался ситуацией.

— Что-то не припомню, чтобы я отбивалась, — сухо возразила Розлин.

Он отвел взгляд.

Ну вот, подумала Розлин, теперь он даже не смеет смотреть мне в глаза. Господи, что же мы натворили! Один неверный шаг, и конец дружбе длиною в жизнь!