Редкий гость - Анатолий Дерягин

Отдохнуть за городом собрались двадцать человек из всего выпуска-2150. Жизнь раскидала вчерашних студентов: кто мерил просторы Солнечной, кто пробовал на вкус черствый хлебушек колониста, кто готовил Платформу к Эдему, а кого и среди живых не сыщешь. Сейчас примерно половина собравшихся прибыла из командировок, примерно половина собиралась в командировку, и первая половина позволила себе заправиться спиртным, загадочно подмигивая второй: «Пробочку понюхаешь?..» Никто, впрочем, не безобразничал. «Вся страна, весь мир смотрит на вас, – говорили им с первых занятий и до сих пор. – Помните, кто вы». В ближайшее время всем – кому раньше, кому позже – придется проходить медосмотры, сидеть в карантине перед стартом орбитального самолета, и жестокая медкомиссия запросто могла отсеять любителя выпить. Относительно свободными могли считать себя разве что чета Парфеновых да Ираклий Цхилава, по весне еще повредивший спину на горнолыжке, остальные перебрасывали мячик, принюхиваясь к ароматам, издаваемым походной кухней, три парочки улизнули в разные стороны, желая уединения, каковое было им предоставлено со всяческим пониманием.

Прошин растянул куртку на максимум – хватило укрыть Татьяночку и самому накрыться: солнышко солнышком, а в тени да возле родника ветерок протягивает… Так и сидели, прижавшись друг к другу, и локон волос возле Таниного ушка с красной каплей сережки щекотал губы Ивана.

– Андрюшка прикольный, – с казала девушка.

Иван промычал что-то неразборчивое. Было тепло и уютно. Говорить не хотелось.

– Иринка сказала, будет до трех лет сидеть. – С Андреем Вячеславовичем тетешкались все девчонки, и мальчонка регулярно орал, требуя мамкино внимание и сиську.

Мужчины, поздравив молодого отца, снисходительно поглядывали на этот своего рода ритуал, и вся компания примеряла на себя жизненные обстоятельства Парфеновых, как бы спрашивая: «А что бы я сделал?»

– А Славик? – спросил Иван.

– Дальше Луны вроде обещали не посылать, – Таня вздохнула. – А там посмотрят. Может, в интернат сдадут.

Личная жизнь у космонавтов не складывалась. На словах Институт и Межкосмос радели за счастливые семьи тружеников межпланетных пространств. На деле…

Рук не хватало. Внеземелье, словно омут неразрешимых противоречий, затягивало людей, норовило утащить на дно, сковав по рукам и ногам очередным комом проблем. К звездам уходили тысячи; возвращались единицы обессиленных, нередко искалеченных людей, не желавших уже ничего кроме покоя обеспеченной старости. Вот и сидели они, Иван да Татьяна, молчали о планах на совместное будущее, включавшее, помимо прочего, такой же розовый комочек в пеленках, пусть и не говорили они о чем-то таком, но что-то такое подразумевалось.

А теперь пять лет разлуки. Жди меня, и я вернусь, да-да.

– Ничего нельзя было сказать? – спросила Таня.

– Что ему скажешь… – Прошин уставился на верхушки деревьев. – Надо, Ваня, и все тут.

– Может, мне сходить? – Таня еще теснее прижалась к Ивану.

– Ага, и тебе найдут… командировочку.

– А тогда… нет, и это нет.

– Что?.. Ну, говори, – Иван погладил девушку по спине. – Ты не замерзла, вообще?

– Нет, нормально. Я подумала… в Правилах пункт был, что семейные пары Межкосмос не разлучает.

– Да?!

– Что? Что ты на меня так смотришь?

– Ну… я не знаю… ну… может быть… И что?

– Да ждать долго. В загсе очередь, все дела.

– А. Ну да, – Прошин замялся, чувствуя, с одной стороны, облегчение, с другой… кажется, они что-то теряли. Сложно было все. Неправильно.

Таня посмотрела на него с иронией, и ирония эта окончательно разделила их.

– Что? – в который уже раз спросил Иван, чувствуя себя без вины виноватым. – Что ты так смотришь?

Он вывернулся из-под куртки, вскочил, сыпанув в журчащую воду меленькую гальку вперемежку с землей.

– Что, я, что ли, это путешествие выдумал?! – крикнул Прошин. – Иди к этому…

Даже сейчас у него духу не хватило придумать Мухину какой-нибудь неласковый эпитет.

– Иди объясни ему что-нибудь!.. Он же скажет: ты учился столько, столько усилий на тебя потрачено…

Таня ни слова не сказала на Иванову тираду, все так же сидела у бормочущей воды и вполоборота смотрела на Прошина. Иван осекся.

– Тань… Я…

– Да понятно, – девушка отвернулась.

– Таня…

Звуки, доносившиеся со стороны турбазы – выкрики игроков, удары мячика о землю, крики Андрюшки, отдельные разговоры – внезапно превратились в общий галдеж, достигли апогея и оборвались – тишиной, резко.

– Что-то случилось, – сказал Иван.

Таня улыбнулась в ответ – в глазах заиграли искорки:

– Ракопауки напали. – Прошин хохотнул в ответ и протянул руку, помогая зазнобушке подняться на маленький обрывчик.

«Ракопауками» оказались моложавый офицер полиции и два патрульных в легкой броне; пилот остался в коптере – белый с синими полосами кокпит виднелся из-за ограды турбазы. Бравые космены стояли теперь вокруг скатерти с салатиками и слушали старшего наряда.

– Я все понимаю, – говорил офицер, обращаясь к Славику Парфенову, – собрались отдохнуть, давно не виделись – святое дело. Но, ребята, мясо пожарить можно и в мангальной зоне – что, пожары давно не тушили? А нас в июле снимали в помощь пожарным, столько возгораний было по области. Кроме того, жалобы поступают от людей, что некая компания не соблюдает режим тишины после двадцати трех часов. Вот совершенно не хочется возиться протокол составлять…

– Что случилось? – спросил Прошин Якова.

– Что, что… – гитарист цыкнул зубом. – Нефиг было всю ночь ржать. По-любому, та тетка с дитенком накапала.

– А Вован?..

– Вована успокаивают, – отмахнулся Яков.

Рыжий Вовка отволок к «Циолковскому» грузовую платформу по случаю удачного возвращения принял на грудь и в состоянии подшофе имел неприятную особенность видеть в окружающем одни препятствия и помехи, каковые надлежало устранять пудовым кулаком – раз махнет, и объясняй потом местным правоохранителям, что другого такого экзоператора во всей Солнечной не сыщешь… Но рядом с Рыжим стояла Анна – ее никогда не называли Анкой или Анечкой – статная чернобровая девушка, единственный человек на всем свете, кого лучший экзоператор Солнечной не смел принять за препятствие. Один раз, на первом курсе еще, попробовал – не ударил, замахнулся только, так потом колени сшоркал вокруг женской общаги: цветы, конфеты – кое-как вымолил у гордой казачки прощение. Девушка обнимала парня, гладила по руке, и Вовка стоял красный, молчал, слушал.

Под гомон девушек и уверения парней: «Мы больше не будем, простите нас, пожалуйста», офицер закончил нотации, посмотрел, как притихшая компания перемещается на территорию турбазы, после чего полицейские сгрузились в винтокрыл. Космонавты поспешили заесть и запить все произошедшее, и жареное мясо с гарниром из помидоров-огурцов под армянский коньяк быстро успокоило разыгравшиеся страсти, так что даже Про-шин с Татьяной забыли о своих невзгодах, тем более не вспоминали оставшуюся ночь, и прощание поутру, невнятное, скомканное, прошло как пустая формальность.