Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов

Вольно обошелся с фактами и российский посол в Австралии В. Н. Морозов. По его словам, Симонова в Австралию «направила Москва», однако «официальная Канберра отказалась принять его верительные грамоты»[2]. Во-первых, верительных грамот он не вручал и вручать не пытался, поскольку их у него отродясь не было. Кстати, позволим себе съехидничать: «официальная Канберра» в то время не существовала, федеральной столицей страны до 1927 года считался Мельбурн. Во-вторых, Москва Симонова никуда не направляла. Он приехал в Австралию задолго до революции, в 1912 году – в массе других эмигрантов.

До прибытия на пятый континент личные достижения Симонова представлялись весьма скромными. Освоил азы бухгалтерского дела, пописывал в газетах, но ни финансистом, ни журналистом толком себя не проявил. Австралия многое для него изменила. Там он приобрел знания, позволившие ему всерьез заняться политической и журналистской работой. Пример того, чего может добиться самоучка. Освоил английский – свободно изъяснялся и писал на этом языке. Стал одним из лидеров русской эмиграции и австралийского революционного движения.

Он мог бы сделаться хорошим дипломатом, но, назначив его на консульскую должность, большевистское правительство о Симонове вскоре благополучно забыло. Когда он напоминал о себе, от него отмахивались, как от надоедливой мухи. Внимание уделяли лишь тогда, когда поступали многочисленные доносы от его недоброжелателей.

Ему так и не удалось убедить НКИД в важности своей революционной и дипломатической деятельности в Австралии, в том, что эта страна интересна и важна для России. Между тем, далекий британский доминион (официальное название Австралийское Содружество, или Австралийский Союз[3]) с населением около пяти миллионов человек к началу XX века уже играл заметную роль в мировой экономике и политике, да и в разных войнах поучаствовал, включая Первую мировую. По всему его не следовало сбрасывать со счетов, в чем, кстати, отдавало себе отчет правительство царской России. До 1917 года на пятом континенте имелось российское дипломатическое представительство, которое возглавлял генеральный консул, развивалась двусторонняя торговля. Однако у руководителей НКИД было свое мнение.

Не было другого такого дипломата, как Симонов, который три с половиной года пробыл на своем посту, не располагая никакими официальными документами, подтверждавшими его статус. Приказ первого наркома иностранных дел РСФСР Л. Д. Троцкого о его назначении не сохранился. До Австралии дошла только отправленная из Лондона телеграмма советского представителя в Великобритании М. М. Литвинова, извещавшая Симонова об этом назначении[4]. Но австралийское правительство Симонова не признало и консульской экзекватурой[5] не побаловало. Сам он в зависимости от обстоятельств называл себя то консулом, то генеральным консулом, то просто – представителем Советской России.

НКИД ничем не подкрепил легитимность положения Симонова, не заботился о нем, словно его и не было. Когда в Лондоне арестовали Литвинова, Москва тут же занялась его освобождением. Литвинова обменяли на организатора «заговора послов» Брюса Локкарта. Чтобы освободить Симонова, Наркоминдел палец о палец не ударил.

Его воспринимали как досадное недоразумение. Обосновался на отшибе, в стране, регулярную связь с которой было поддерживать крайне сложно. Среди первых представителей советской власти за рубежом (А. А. Иоффе и Ю. Ларин в Германии, В. В. Воровский в Швеции, Л. К. Мартенс в США и М. М. Литвинов в Англии) он смотрелся белой вороной. Не был близок к руководству большевистской партии, полезными контактами не располагал. Толком его никто не знал. Чертик из коробочки, deus ex machina.

Специалист по истории российско-австралийских отношений А. Я. Массов пишет: «Попытка Советского правительства назначить в начале 1918 г. своего генерального консула – П. Ф. Симонова – оказалась неудачной. Австралия отказывалась иметь какие-либо отношения с Советским правительством»[6]. Это не совсем так. Австралийские власти действительно с определенным (и вполне понятным) недоверием отнеслись к представителю «красных», выступившему в роли дипломата, однако не отказывались от сотрудничества. Симонова принимали федеральный премьер, министры, члены парламента. Но Москва не воспользовалась шансом для развития отношений с Австралией.

Вплоть до своего отъезда с пятого континента Симонов не получил из Москвы ни шиллинга, ни пенса. Между тем, исполнение консульских обязанностей было сопряжено с немалыми расходами. Надо было помогать соотечественникам, вести переписку с официальными и частными лицами, встречаться с людьми, принимать их достойным образом, совершать поездки по стране. Приходилось зарабатывать журналистикой, брать взаймы. Симонов жил впроголодь и все средства, которые ему удавалось добыть, тратил не на себя, а на дела консульские, на защиту интересов советского государства, для которого он как бы не существовал.

Самое удивительное, что, несмотря на голодный паек и отсутствие поддержки со стороны Москвы, Симонов сделал многое. Договорился о репатриации русских эмигрантов, мечтавших вернуться на родину. Наладил контакты с австралийским правительством. Подготовил почву для возобновления двустороннего торгово-экономического взаимодействия, прерванного после октября 1917 года. Издавал газету, писал статьи, брошюры, формировавшие в австралийском общественном мнении позитивный образ Советской России. Сотрудничал с профсоюзами, социалистическими организациями, лейбористами. А еще революцию в Австралии готовил, создавал там Коммунистическую партию. Вот уж действительно, если перефразировать известного писателя, необыкновенная биография в необыкновенное время.

Почему советско-австралийские отношения приостановили в начале 1920-х годов и работа консула Петра Симонова была фактически перечеркнута? Постараемся разобраться в происшедшем и познакомить читателя с личностью этого человека, его деятельностью – он этого заслуживает.

Начнем с трагического события, случившегося 21 марта 1921 года в захолустном городишке Ривертон, штат Южная Австралия.

Это были тяжелые дни. Тысячи людей оплакивали Перси Брукфилда. Он был любимцем рабочего класса, его боготворили неимущие и обездоленные, чьи права он отстаивал азартно и яростно, как никто другой. Его редко называли «Перси», для всех он был «Джеком». Работяги предпочитали это имя – простонародное, без намека на аристократизм. Еще его ласково величали «Бруки». Свой парень, отчаянный малый, на которого всегда и во всем можно положиться. Его трудно было отличить от свэгмена, поденного рабочего, скитавшегося по стране с заплечной котомкой-свэгом и перебивавшегося случайными заработками. Видный лейборист, член парламента, Бруки никогда не задавался перед шахтерами, стригалями или фермерами.