Улица Полумесяца - Энн Перри

– Благодарю вас, сэр, – с довольным видом ответил его коллега, мечтавший стать детективом.

– Вам бы, может, следовало зайти во французское посольство и выяснить, не сможет ли кто опознать его, – продолжил Питт.

– Кому, мне? – оторопело произнес констебль.

– Ну да, – улыбнулся ему Томас, – ведь именно вы быстро сообразили, на кого он похож. Но теперь можете подождать, чтобы узнать сначала, каково будет заключение эксперта.

После минутной тишины борт покачнувшейся лодки с шумом проехался по камням.

– Его ударили по голове каким-то твердым округлым предметом, типа дубинки или скалки, – уверенно сообщил судмедэксперт, – и я очень сильно сомневаюсь, что это произошло случайно. Наверняка он не сам себя распял в такой позе… – Хирург покачал головой. – Одному Богу известно, сам ли он так вырядился или ему помогли. Да и порванное одеяние, похоже, свидетельствует о какой-то борьбе. Очень сложно, знаете ли, манипулировать трупом.

Питт ожидал подобного заключения и все же испытал болезненный укол. Отчасти он надеялся, что произошел несчастный случай, пусть скверный и дурацкий, но все же не преступление. Кроме того, он серьезно надеялся, что этот труп не имел отношения к пропавшему французскому дипломату.

– Вам стоит взглянуть самому, – предложил медик.

Томас неуклюже перелез в шаткую плоскодонку и в прорезавшихся лучах рассвета склонился над убитым, приступив к тщательному осмотру.

Погибший выглядел лет на тридцать пять. Он явно не голодал, но и не набрал лишнего веса. Это был слегка мягкотелый, возможно, рыхловатый, в общем, никак не мускулистый мужчина. Его ухоженные изящные руки были изнеженными и мягкими. На пальце левой руки поблескивало золотом кольцо с печаткой. На руках не было никаких мозолей или чернильных пятен, однако на левом большом пальце остался еле заметный шрам, похожий на след от ранки, случайного пореза ножом или кинжалом. На лице погибшего застыла невыразительная маска смерти, поэтому сказать что-то определенное о его характере или темпераменте было трудно. Густые светлые волосы были хорошо подстрижены – самого Питта ни разу в жизни не стригли так прилично. Он невольно поднял руку и откинул собственные волосы со лба. Они мгновенно упали обратно, и полицейский отметил, что его шевелюра отросла, вероятно, дюймов на шесть больше, чем у распластавшегося в плоскодонке мужчины.

Затем Питт глянул на берег.

– Постарайтесь быть вежливым, констебль, – посоветовал он своему коллеге. – Просто скажите, что мы обнаружили труп и хотели бы попросить помощь в его опознании. Упомяните, что дело срочное.

– А мне говорить про убийство, сэр? – уточнил тот.

– Если спросят напрямую, тогда не лгите. И бога ради, не пускайтесь ни в никакие подробности! Вам не нужно пробиваться к самому послу, однако поговорите не с мелким служащим, а с кем-нибудь ранга атташе. В таком щекотливом деле не помешает некоторая осторожность.

– Понятно, сэр. А вы не думаете, что, принимая во внимание состояние… одежды и все такое прочее, может, лучше поручить это инспектору Телману? – с надеждой спросил констебль.

Однако Питт прекрасно знал, что именно будет лучше для Телмана.

– Нет, не думаю, – ответил он.

– Да вот уж, кстати, он и прибыл! – воскликнул вдруг его коллега.

– Отлично. Пошлите его ко мне. А сами наймите двуколку до французского посольства. Ловите! – Супер– интендант бросил ему шиллинг на проезд.

Констебль поймал монету, поблагодарил, потом помедлил немного в тщетной надежде, что Питт передумает, и в конце концов неохотно подчинился.

Туман уже начал рассеиваться над поблескивавшей серебром водой, и темные силуэты барж разом проступили из туманного марева, явив миру груды тюков и кипы разнообразных товаров, начавших свой путь в разные страны земного шара. Выше по течению, в фешенебельном районе Челси, горничные, вероятно, уже собираются завтракать, а лакеи и судомойки набирают воду в ванны и наглаживают форменную одежду. А ниже по течению, до самого Собачьего острова[1], портовые рабочие и лодочники приступают к поднятию и переноске грузов, загружая и выводя от причалов суда. Первые рынки в Бишопсгейт, наверное, давно открылись…

Сэмюэль Телман спустился по ступеням. На его худом лице, обрамленном зализанными назад волосами, с впалыми щеками и выступающим подбородком, уже проявилось брезгливое выражение.

Питт опять повернулся к телу и принялся более тщательно осматривать необычный наряд убитого. Зеленое платье было разорвано в нескольких местах. Неизвестно, конечно, давно ли так пострадала эта одежда. Шелковистый бархат лифа был разорван от плеч до пройм. И также разорвалась спереди тонкая ткань юбки.

К тому же покойника приукрасили распавшимися гирляндами искусственных цветов. Один из таких цветов наискосок пересекал его грудь.

Слегка повернув наручники, Томас осмотрел правое запястье мужчины. На руке не было никаких ссадин или царапин. Затем полицейский обследовал второе запястье и обе лодыжки. Никаких повреждений.

– Может, его сначала прикончили? – спросил он эксперта.

– Либо так, либо он охотно позволил приковать себя, – откликнулся тот. – Если хотите узнать мое мнение, то наверняка я и сам не знаю. В качестве гипотезы я сказал бы, что это было сделано после его смерти.

– А одежда?

– Без понятия. Но если он сам так вырядился, то вкус у него на редкость изощренный.

– Как по-вашему, давно ли он мертв?

Питт мало надеялся на определенный ответ. И поэтому не разочаровался, когда криминалист ответил:

– Никаких идей сверх того, что вы, вероятно, вычислили и сами. Судя по трупному окоченению, смерть наступила прошедшей ночью. В таком виде невозможно долго дрейфовать по реке. Такой персонаж заметил бы любой барочник.

Все верно. Суперинтендант тоже пришел к выводу, что смерть могла наступить именно под покровом ночи. Вчера вечером на реке не было никакого тумана, а день отстоял прекрасный, и поэтому люди могли кататься по реке в прогулочных лодках или гулять по набережным до самых сумерек.

– Есть ли какие-нибудь свидетельства сопротивления или борьбы? – спросил Томас.

– Пока я ничего не обнаружил. – Медик выпрямился и перебрался обратно на лестницу. – На руках никаких повреждений, как вы, полагаю, и сами заметили. Сожалею, Питт. Позже я, разумеется, обследую его более скрупулезно, но пока вы и так видите, что ситуация зловещая, и мне представляется, что в дальнейшем она, возможно, лишь усугубится. Счастливо оставаться.

И, не дожидаясь ответа, эксперт поднялся на набережную, где уже собралась небольшая толпа зевак, с любопытством поглядывающая на лодку.