Хроники песчаного моря - Мойра Янг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты вредная и противная, — заявляет Эмми. — А еще сестра называется. Ненавижу тебя, Саба!
— Отлично! — поддразниваю я. — И я тебя!
— Все, хорош! — вмешивается Лу. — Прекратите обе!
Эмми показывает язык и убегает. Я приставляю лестницу к крыше, взбираюсь наверх и подаю Лу лист железа.
— Вот когда-нибудь я ее точно пристукну! — жалуюсь я Лу.
— Ей всего девять лет, Саба, — примирительно уговаривает меня брат. — Будь с ней поласковей.
Хмыкаю и сажусь рядом с ним. С крыши все видно. Эмми гоняет на раздолбанном велике, который Лу нашел на свалке. Па торчит на своем святилище.
Он утоптал себе специальную площадку, куда нам нельзя приближаться без его разрешения. Па вечно хлопочет вокруг нее, сметает ветки и песок, что надувает ветром. Сейчас достанет свои прутики, будет вызывать дождь. Па кладет метлу, делает три шага вправо, потом три влево. И снова. И еще раз.
— Смотри, что Па делает, — говорю я.
Лу даже не поднимает головы. Сидит себе и долбит молотком кусок железа.
— Да видел я, — бурчит он. — Вчера Па тем же самым занимался. И позавчера.
— Что бы это значило? — спрашиваю я. — Зачем он туда-сюда вышагивает?
— Откуда мне знать? — говорит Лу с непроницаемым лицом и поджимает губы.
Он теперь всякий раз так делает, когда Па с ним разговаривает или что-то просит.
— Лу! — зовет его Па и прикрывает рукой глаза от солнца. — Мне нужна твоя помощь, сынок:!
— Глупый старикашка, — ворчит Лу и колотит по железу еще сильнее.
— Не говори так. Па знает, что делает, — вмешиваюсь я. — Он умеет читать по звездам.
Лу смотрит на меня и качает головой, словно я сказала глупость.
— Ты так до сих пор и не поняла? — спрашивает он. — Это все в голове у Па. Одни выдумки. Ни в каких звездах ничего не написано. Нет великого плана. Мир просто такой, какой есть. Наши жизни идут своим чередом в этой богом забытой дыре. И так до самой смерти. А больше ничего и нет. Я тебе так скажу, Саба, с меня хватит! Сил моих больше нет.
Я в недоумении смотрю на него.
— Лу! — снова окликает Па.
— Я занят! — отвечает брат.
— Побыстрее, сынок! — настаивает Па.
Лу чертыхается сквозь зубы, бросает молоток и кубарем слетает с лестницы. Он подбегает к Па, выхватывает у него прутики и зашвыривает подальше.
— Вот тебе! — кричит Лу. — Получай! Вот это точно поможет! Теперь-то чертов дождь точно пойдет!
Он пинает подметенный круг. Пыль вздымается столбом.
— Очнись, старик! — орет Лу и тычет пальцем в грудь Па. — Ты живешь во сне! Дождь никогда не пойдет! Эта адова дыра подыхает, и мы тоже сдохнем, если останемся здесь. И вот что, я не собираюсь этого дожидаться! Я сваливаю!
— Я знал, что так будет, — отвечает отец. — Звезды сказали мне, что ты несчастлив, сынок.
Он протягивает руку и кладет ее на плечо Лу. Брат отталкивает ее с такой силой, что Па едва не падает.
— Ты, видать, и вовсе спятил! — кричит Лу в лицо Па. — Звезды ему подсказали! Сумасшедший ты, хоть бы разок послушал, что я тебе говорю!
Лу убегает. Я торопливо спускаюсь с крыши. Па стоит с поникшими плечами и смотрит под ноги.
— Не понимаю, — бормочет он. — Я ведь вижу, что дождь пойдет… Звезды так говорят, но дождь не приходит. Почему он не приходит?
— Все нормально, Па, — утешает его Эмми. — Я тебе помогу. Все разложу, куда надо. — Она опускается на колени, подбирает с земли прутики. — Лу так не думает, Па. Я точно знаю.
Я прохожу мимо них.
Я знаю, где искать Лу.
* * *
Брат сидит в саду камней, который сделала Ма.
Камни, самые разные по форме и цвету, уложены в спирали, квадраты, круги и тропинки. Каждый камешек Ма укладывала собственноручно, не разрешала нам ей помогать.
Она осторожно кладет последний камешек на отведенное ему место и улыбается мне, поглаживая свой большой живот. Золотистые волосы заплетены в длинную косу.
«Видишь, Саба? Красота есть везде, даже здесь. А там, где ее нет, надо создать ее своими руками».
На следующий день Ма родила Эмми. На месяц раньше срока. Истекала кровью два дня, а потом умерла. Мы соорудили погребальный костер и отпустили ее душу к звездам. Пепел развеяли по ветру. Единственное, что осталось от Ма, это Эм.
Уродливый красный комочек, у которого едва слышно билось сердечко. Не ребенок, а мышонок какой-то. По всему выходило, что она не протянет и пары дней. Однако сестренка выкарабкалась и до сих пор с нами. Правда, маловата для своего возраста, худосочная такая.
Очень долго я даже глядеть на нее не хотела. Лу все время говорит, что с ней надо поласковей, а я ему напоминаю, что если бы не Эмми, Ма была бы жива. Он не знает, что на это ответить, потому что это правда. Качает головой и твердит, мол, хватит старое поминать.
В общем, живет себе и живет, мне-то что. Лишь бы не мельтешила.
Я опускаюсь на утоптанную землю и упираюсь спиной в спину Лу. Я люблю так сидеть. Когда брат начинает говорить, его голос дрожит у меня внутри. Наверно, так мы с ним вдвоем и лежали у Ма в животе. Правда, говорить мы тогда не умели.
Так вот сидим и теперь.
— Надо уезжать отсюда, — говорит Лу. — Давно пора. Наверняка есть места получше. И чего Па нас раньше не увез?
— Ты на самом деле собрался уходить? — спрашиваю я.
— А что? Зачем оставаться?! — восклицает брат. — Не хочу сидеть и ждать, пока сдохну.
— Ну и куда ты пойдешь? — говорю я.
— Какая разница? — с горечью замечает он. — Куда угодно, лишь бы подальше от Серебряного озера.
— Тоже мне герой! — подначиваю я. — Страшно же!
— Откуда ты знаешь? — возражает Лу. — Это Па рассказывает, как там страшно и опасно, а мы-то за всю жизнь отсюда не уходили дальше, чем на день пути. Других людей не знаем.
— Неправда все это! — горячусь я. — Вон в том году сумасшедшая знахарка на верблюде проезжала. А Пит-Брюхан? Он как приходит, всегда рассказывает, где был и кого видел.
— Нашла кого вспомнить! — смеется брат. — Он же торговец-ловчила, только и ищет, где б поживиться. Помнишь, штаны мне пытался всучить? Я ему ввек не прощу.
— Ага, с душком штаны-то были! Наверняка из скунсовой норы! А вот еще ты Проктера забыл, — напоминаю я.
Проктер Джон, наш единственный сосед, живет в четырех лигах к северу от нас. Он построил свою ферму, как раз когда родились мы с Лу. Навещает нас изредка. Не то чтобы в гости приходит. Он даже с лошади своей, Хоба, не слезает. Останавливается у нашей хижины и всякий раз заводит одно и то же: