Охота - Энтони Макгоуэн

Встав на ноги, я замер в нерешительности. Хотелось пить, мочиться и узнать точное время. Пару минут разрабатывал маршрут. Кухня, стакан воды, часы на стене, ванная комната.

Уже почти семь утра. Наливая большой стакан воды, пришлось пригнуться, чтобы не задеть низкий потолок. На подоконнике ванной комнаты поблескивает пачка парацетамола. Глотаю три таблетки и запиваю водой. Горькие, они прямо обожгли полость рта. Не то что кисленький на вкус аспирин.

Посмотрел на себя в зеркало. В былые времена тщеславие частенько тянуло меня к зеркалам. Мне нравилось мое лицо с темно-русыми волосами, которые на ярком солнце становились совсем светлыми. Я любил свой широкий нос и голубые глаза. В подростковом возрасте выглядел на все двадцать. Перевалив за эту дату, еще долго смотрелся как двадцатилетний. Впрочем, теперь мне уже никто не даст столько. Под глазами черные круги, лицо какое-то помятое. Одна девица в колледже сказала как-то, что ей нравится мой рот. Он якобы создан для улыбки, как рот дельфина. При этих словах она держала мое лицо в своих руках и обнимала меня ногами. Наши тела стали липкими от пота и сексуального желания.

Теперь улыбка редко появляется на моих губах. Разве что я принуждаю себя улыбаться ради какой-то выгоды или когда цинично вру.

Включил отопление и вернулся в постель. До офиса полтора часа ходьбы. Можно вспомнить вчерашний вечер, только ничего интересного не произошло. Сослуживцы пригласили меня выпить пива, но я отказался. Чтобы не наткнуться на них в Килберне, пошел в Криклвуд. На мне был только деловой костюм, и руки покраснели от холода. Уличные фонари на Шутап-Хилл творили странные вещи с моей тенью. Они то кидали ее передо мной, и тогда я следовал за ней, то уменьшали в размерах и, наконец, помещали тень за моей спиной, после чего она вдруг вновь прыгала вперед. У перекрестка я увидел четыре тени. Все они указывали разные направления. Попытался уяснить, что это значит, но так ничего и не поняв, пошел дальше.

Зашел в паб, наполовину заполненный работягами в одежде, испачканной цементной крошкой и сырой землей. Я предстал перед ними в отменном костюме — последнем, который остался у меня от лучших дней. Впрочем, ирландцам плевать на наряды. Посетители оживленно приветствовали меня, будто мы старые знакомые. Я влил в себя четыре пинты «Гиннесса», а потом пил что-то еще. Ни хрена не помню. После этого меня потянуло в хорошую компанию. Поехал к девочкам. Но барышни Криклвуда любят повеселиться, а я что-то приуныл тем вечером. Поддал еще и стал наблюдать, как робкие и косноязычные мужики ухаживают за хриплоголосыми шлюхами. Пришло время отправляться домой. По пути встретил старика, которого видел в первом пабе. Он подошел ко мне и произнес: «Теперь, парень, расслабься». Я обещал последовать его совету.

В восемь часов встал, заварил крепкий чай и выпил его, лежа в ванне. Задницей чувствовал облупившуюся эмаль. Краны покрывала застарелая ржавчина. «Боже!» — воскликнул я и ушел с головой под воду.

Почему моя жизнь превратилась в такое дерьмо?

В тот день Доминик позвонил мне на работу. Кажется, его забавляло это занятие, потому что мне приходилось отвечать: «Килберн, офис налоговой компании». Смешно, не правда ли? Затем следовало говорить: «Меня зовут Мэтью Мориарти. Чем я могу вам помочь?»

Иногда мне удавалось скрыть сарказм, иногда нет.

— Жив еще, старый мудак?

— Пока да, Дом.

Частенько он прикидывается клиентом, которого интересуют тарифы налогов на презервативы или навоз, но голос всегда выдает его. Меня этот малый обмануть не может. Вероятно, приятели считают Доминика вполне нормальным, а я держу его за придурка. Для меня он путешественник во времени: пережиток эпохи пароходов, сифилиса и уважительного отношения к людям. Он даже ругается, как крикливый офицер, строящий своих пехотинцев в каре для отражения атаки конницы Наполеона.

— Извини, что звоню слишком поздно. Хочу узнать, свободен ли ты в ближайший уик-энд?

Была среда. Я не занят в конце недели. Обычно сижу без дела по выходным, если только не напиваюсь в Килберне до потери памяти. Вот тогда я бываю занят.

— Возможно. Все зависит от того… что ты хочешь мне предложить?

— Свадьбу, дружище.

— Ну, Дом, я, конечно, польщен, только все это так неожиданно… Надо подумать.

— Ха-ха! Речь не о тебе, птенчик! Я нашел себе невесту.

— Кто эта счастливая девица?

— Ты ее не знаешь. Работает в компании «Коуттс». Весьма умная особа. Из хорошей семьи. Пыхтит как паровоз. Шутка, конечно. Хотя в ней есть доля истины. Не стоит вообще-то говорить такие вещи. Извини. Сейчас перестану копать. Ну вот, официальный перерыв. Лопата отброшена в порыве отчаяния.

У меня не было причин питать к Дому нежные чувства. Ему исполнилось тридцать четыре года. Мой ровесник, он порой выглядел старше на несколько десятков лет, а иногда казался просто ребенком. Раздвоенность эта присутствовала даже во внешнем виде. У Доминика красивая, хорошо очерченная голова, массивный и волевой подбородок — он имеет обыкновение выдвигать его вперед, так что просто руки чешутся. Однако все остальное в нем на удивление недоразвитое. Узкие плечи, тонкие руки. Словом, напыщенный, нелепый и ограниченный тип. У него есть собака по кличке Монти, о которой мой друг говорит как о маленьком непослушном ребенке. Не могу понять — то ли это привязанность, то ли старомодная глупость.

Доминик имеет обыкновение резать правду-матку, не заботясь о том, какое впечатление его слова могут произвести на собеседника. Он считал, что я не достоин его сестры Гвиневер, с которой познакомился в одном баре Сохо. Я пролил на нее бокал пива, а вместо извинений нахально сострил. Она улыбнулась, обнажив крепкие девичьи зубки, и мы провели остаток выходных в постели. В субботу я хотел жениться на красотке, в понедельник попытался избавиться от нее, и лишь через пару месяцев Дом по-братски растолковал мне, что у нас есть повод расстаться.

Я сообщил Гвин, что между нами все кончено. Сучка сняла с ноги туфлю и ударила меня каблуком по голове. Совершенно спокойно, будто выпила стакан джина. У меня до сих пор на лбу осталась метка в виде маленькой подковы. Вскоре позвонил Дом. Он рассыпался в извинениях: не хотелось разводить нас, однако, как брат, он просто обязан сделать это. Доминик считал меня вполне приличным парнем. Мы пошли выпить. Он угощал. Так родилась наша дружба. Не каждую неделю или месяц, но раза четыре в год мы обязательно в стельку напивались и залезали поплескаться в какой-нибудь фонтан.

Так прошло пять лет.

Кстати, он оказался прав. Гвин была слишком хороша для меня.

— Итак, ты приглашаешь меня на свадьбу?

— Тебе там не понравится. Свадебный шатер похож на слона. Нет, он больше кита… горы… В любом случае там будут зубастые девчонки, нарядные гости. Все это не для тебя. Кроме того, Софи дала мне только две дюжины пригласительных билетов, и почти все они для престарелых тетушек.

Я хотел было наехать на Дома, чтобы заставить его провести меня на торжество, но тотчас оставил эту мысль. В лучшем случае я напьюсь и стану ухаживать за девчонками. В худшем — сниму одну из них. Тогда у Гвин появится еще один повод ударить меня каблуком туфли.