Я садовником родился - Наталья Андреева

- Почему нет? Есть. Просто я привык заботиться о своих девочках. Слушай, а ты-то сам как, а? Я наших редко вижу. Слышал, ты в ментовке работаешь? Опером? И до какого чина дослужился?

- Ушел, - коротко сказал Леонидов. – Два года, как ушел.

- И где теперь?

- Так, - Алексей неопределенно махнул рукой.

Последнее время он привык высказываться о своей должности осторожно. Потому что многие понимали выгодность знакомства с ним и начинали откровенно навязываться. Так можно было и всех друзей растерять, поэтому Леонидов предпочитал о своей работе помалкивать.

- Проблемы, да? – огорчился Лейкин. – Слушай, я тебе телефончик оставлю, ты позвони. Если денег надо, или с работой помочь. Позвони, а?

Леонидов с удивлением взял его визитку. Вот оно, оказывается, как! Не все богатые люди опасаются навязчивости старых знакомых. Он уже хотел рассказать Лейкину и о своей работе, но тот зябко передернул плечами в своем тонком драповом пальто:

- Погода-то, а? Гадость. Пойду. – И нагнулся к девочке: - Твоя? Ох, ты, какая незабудочка! А?

У Ксюши были очень яркие голубые глаза.

- А ты? Женат? – спросил Алексей.

Лейкин замялся, отрицательно покачал головой. Они потоптались рядом еще несколько минут. В сущности, разговор между двумя бывшими одноклассниками иссякает быстро. «Как ты? Где? Как жена? Дети? Кого из наших видишь?» И все. Дальше уже «пока-пока» и по разным подъездам.

Когда за Лейкиным закрылась тяжелая дверь, Алексей с досадой на себя пожал плечами. Пустая, ни к чему не обязывающая встреча. Но отчего-то неприятно. Он, Леонидов, был не на высоте. Определенно, не на высоте. И, машинально запихнув лейкинскую визитку в карман куртки, Алексей нагнулся, и стал стряхивать с брюк капли грязной воды. Не дай бог, снова попадет от Сашки!

... все цветы мне надоели

Мать всегда ассоциировалась у него с цветком, но никогда с розой. Хотя она часами бродила в саду среди этих самых роз и что такое мульчирование, прищипка, удобрение и подкормка он понял раньше, чем начал складывать из слогов слова. Он никак не мог догадаться, что же за цветок она ему напоминает? Почерневшая от горя, увядшая настолько, что засохшие лепестки глаз потеряли свой первоначальный цвет, а стройный стебель тела словно надломился, и головка цветка поникла навеки.

Какой она была, когда еще цвела и чувствовала себя нужной и любимой? Нет, он этого не помнил. Отец ушел к другой женщине, когда ему было четыре года. Мать переживала страшно. Он не переносил вида сорванных цветов с того самого дня, как она почувствовала себя мертвой. Все время казалось, что еще немного, и мать умрет по-настоящему. Он целыми днями цеплялся за ее юбку и таскался за ней повсюду: на улицу, где мать перестала пугаться огромных страшных машин, на последний этаж дома, где стояла подолгу и смотрела вниз из окна, в аптеку, где просила какие-то лекарства. Он не знал, что это за лекарства, чувствовал только, что страшные. И еще крепче цеплялся за ее юбку: не отпускать, ни за что не отпускать!

- Колокольчик ты мой! – всхлипывала мать, заметив его. – Колокольчик! Что ж ты за мной все время ходишь? Отпусти ты меня!

Он не отпустил, зато мать осталась жива. И с головой ушла в любимую работу: мульчирование, прищипка, подкормка. Потом, ранним утром, пока он еще спал, срезала полу распустившиеся розы и везла на рынок. А он, так и не выучивший впоследствии ни одного иностранного языка, бродил среди осиротевших розовых кустов и бормотал, словно заклинание, с детства ставшее родным: Аламо, Супер Стар, Парфюм де ла Неж, Крейслер Империал, Бель Анж … Слава богу, что он не видел их мертвыми, только исчезнувшими навеки! Милые, чудесные красавицы! Бель Анж, нежно-розовые цветки. С ума сойти!

И чувствовал только, что мать не любит их так, как он. Иначе в вазах они выглядели бы совсем по-другому. Не одинокими, а в зеленом бархате декоративных листьев и трав, украшенные бриллиантиками белых, мелких хризантем и разноцветными полудрагоценными камнями других садовых цветов. Он с раннего детства мечтал об этих композициях, но начать сразу с роз не рискнул. Пошел за деревню, набрал целую горсть странной травы – кукушкиных слезок. Крохотные сердечки, дрожащие во множестве на тонких волосках. И воткнул в них несколько цветков полевой гвоздики. Рваные темно-розовые лепестки сплелись с крохотными сердечками. Он принес букет домой, поставил в глиняную вазу и назвал его «Нежность».

Но нежность вскоре прошла. Когда он стал совсем взрослым и пережил главную в жизни трагедию, то понял, что лучше, чем эти букеты, ничего делать не умеет, а жить чем-то надо. Какой бесполезный теперь дар! И, по-прежнему, натыкаясь повсюду на цветы, он потихоньку начал их ненавидеть. Надоели. Все, кроме …

1

У большинства людей по понедельникам резко портится настроение. Новую неделю начинать всегда тяжело, особенно, если дал себе слово, что именно с ее первого дня начнешь новую жизнь. Слово себе Алексей Леонидов каждый раз давал только одно: с понедельника начать делать зарядку. Вот уже год, как он забросил это дело совсем, и уже не только по скептическим взглядам жены понимал, что сильно поправился. Былая легкость движений исчезла, а вместо нее стало частенько покалывать в боку.

Накануне, в воскресенье, Леонидов зашел в спортивный магазин напротив дома и купил синие атласные трусы с тремя белыми полосками по боковым швам.

- Вы уверены в размере? Мерить нельзя, - предупредила продавщица.

- Уверен, - буркнул Леонидов и втянул живот.

Он решил, что если завтра утром встанет и, надев эти шикарные трусы, расправит перед зеркалом плечи, то остальное придет как-то само собой.

Встать-то, он встал, и трусы надел, и плечи расправил, и даже попытался нагнуться, но руками до пола не достал. «Как быстро, однако, теряем мы былую легкость!» - хмыкнул он, потерев ладонью поясницу. Потом лег на пол и попытался отжаться. После пяти раз понял, что лежать значительно легче. И приятнее. И, вообще, на улице пасмурно, в окно дует, и обстановка явно не располагает. К тому же, жена Александра заглянула в большую комнату, где с мучился муж, с вопросом:

- А чего это ты делаешь?

- Грязь с паласа собираю. Вот. – Леонидов со скрипом поднялся и торжественно вложил в ее ладонь белое перышко, которое рассматривал перед этим, прикидывая, стоит ли отжаться в шестой раз. - Пылесосить надо чаще.

- Надо чаще вспоминать о том, что ты толстый, - Александра дунула на перышко, и оно залетело Леонидову прямо в рот, открытый для гневных ответных слов. Он только сплюнул перышко обратно на палас и сказал вслед уходящей на кухню жене:

- Вот увидишь: со следующего понедельника точно начну делать зарядку!

- Свежо предание! – уже издалека крикнула она.

- Литератор! – хмыкнул Леонидов и с огромным облегчение снял свои замечательные синие трусы. До следующего понедельника.