Моряк в седле - Ирвинг Стоун

«Засмеялся Ильич и махнул рукой», – вспоминала Надежда Константиновна.

Советский читатель любит в творчестве Лондона все сильное, свежее, проникнутое подлинной верой в человека. Его романы «Мартин Идеи», «Морской волк», «Белый клык», «Железная пята», повесть «Зов предков», рассказы северного цикла (такие, как «Любовь к жизни»), новеллы из сборника «Дорога» и сборников, посвященных южным морям, «Отступник», «Сила сильных», «Мексиканец», статьи и очерки Лондона – шедевры американской и мировой литературы. Главным образом это произведения, написанные до 1910 года. Именно благодаря им писатель жив в сердцах миллионов. И Лондон написал бы немало еще великолепных вещей, не изуродуй, не исковеркай его душу капиталистическая Америка. Но есть у писателя вещи, художественно слабые, отражающие его буржуазные предрассудки.

С первых же шагов ощутил он на себе сокрушающее воздействие буржуазных литературных традиций, издателей, прессы, формирующей общественное мнение, церкви. Стоун не сообщает, что написанная Лондоном в 1898 году, на заре творческой деятельности, статья «Вопрос о максимуме», которая доказывала неизбежность превращения капиталистического строя в олигархию и его гибель, была куплена издателями и в течение семи лет не печаталась. Что пламенная его статья «Революция», которая подводила итоги социалистического движения и смело заявляла о неумолимом приближении социалистической революции, была приобретена издателем «Кольерса» и не публиковалась до 1908 года.

Два с половиной критических года мировой истории!

Стоун пишет об издателе Мак-Клюре как о благодетеле молодого Лондона. Но вот как сам автор «Мартина Идена» охарактеризовал Мак-Клюра: «Он хотел сделать из меня евнуха, хотел, чтобы я писал мелочные, ограниченные, беззлобные буржуазные рассказы, он хотел, чтобы я встал в ряды умных посредственностей и тем потворствовал бесхарактерным, ожиревшим, трусливым буржуазным инстинктам». Лондон почувствовал, как Мак-Клюр, ссужая щедрые авансы, все крепче забирает его в руки и решительно порвал с ним.

В своих статьях Лондон гневно протестовал против реакционных традиций и политики издательств, вынуждающих писателя создавать произведения малохудожественные, фальшивые; именно такие книги обеспечивают высокие гонорары, а правдивые произведения издатели отвергают.

Вырвавшись из-под опеки Мак-Клюра, Лондон почувствовал себя увереннее. На предложения издателей опустить наиболее «опасные» места в сочинениях он отвечает отказом. Так было с очерками «Люди бездны», с романом «Железная пята». Он пишет в эти годы (1902-1909) на темы, к которым влекут его талант и гражданская совесть. Именно в эти годы созданы его наиболее зрелые рассказы, романы, статьи и очерки. Именно в эти годы Максим Горький писал: «Джек Лондон пробил огромную брешь в литературной плотине, которая окружала Америку с тех пор, как средний класс, состоящий из промышленников и лавочников, пришел к власти… Идет великая пролетарская литература, и Джек Лондон будет чествоваться, потому что он прокладывал путь».

Однако давление буржуазной прессы и критики не прекращалось ни на минуту; и чем откровеннее выступал писатель против общественной системы США, тем яростнее становились атаки. На Лондона сыпались обвинения в социализме, безнравственности, в плагиате, его книги запрещались, газеты с радостью подхватывали лживые сплетни о жизни писателя. Следствием злобной травли явилось охлаждение читателя к произведениям Джека Лондона. А главное – горький осадок оставался в душе писателя. Ко всему присовокуплялось влияние реакционной идеологии, духа наживы, господствовавшего в Америке. И писатель, согласившийся вначале на незначительные уступки (как было с идиллическим финалом «Морского волка»), пошел на более серьезные.

Джек Лондон, искренне преданный идеям революции, одна из виднейших фигур американского социалистического движения начала XX века, в десятых годах начинает отходить от активной общественной деятельности. Этому содействовали раскол, переживаемый Социалистической партией, и принятое в 1912 году партийной конференцией добавление к уставу, означавшее, что партия отказывается от революционных методов борьбы и даже изгоняет из своих рядов тех, кто их защищает.

Так исключен был выдающийся руководитель пролетариата Билл Хейвуд.

Джек Лондон не мог не переживать разочарования от победы курса на реформистские методы, и это, конечно, усиливало индивидуалистические тенденции в его мировоззрении. Постепенно он почти утрачивает связь с социалистическим и рабочим движением США, хотя свои революционные идеалы он сохранил до конца.

В последние годы жизни Лондон тяжело болел, им овладело отвращение к писательской деятельности. В порыве откровенности он заявляет, что, будь его воля, он никогда бы не прикоснулся пером к бумаге – разве лишь, чтобы написать социалистическую статью и выразить буржуазному миру, как глубоко он его презирает.

Лондон был способен жить, только что-то открывая, занимаясь чем-то значительным – и в своих глазах и в глазах окружающих; он мог жить только среди друзей, представителей честной Америки, ежечасно ощущая их моральную поддержку. Переживая неудачи, Лондон искал отдохновения в творчестве, но и процесс творчества становился ненавистен ему.

Он мог бы обратиться к общественной деятельности, которая однажды уже вывела его из мучительного кризиса, но порвались его связи с соратниками по борьбе.

Однако до последних своих дней Джек Лондон был человеком, преданным идее освобождения трудящихся. Об этом свидетельствует написанное им за год до смерти предисловие к антологии «Зов к справедливости» – здесь он говорил о необходимости строить новую культуру, которая раскрывалась бы в любви к человеку. «Мы уже знаем, – писал Лондон, – как создаются боги. Пришло время создавать мир». О том же говорит и отношение писателя к простым труженикам (это хорошо показано в книге Стоуна), и мотив, которым он объяснил свой уход из зараженной оппортунизмом Социалистической партии.

Получи рабочее движение Америки новый толчок к развитию, писатель примкнул бы к наиболее революционному его крылу, и, несомненно, доживи до Великого Октября, Лондон приветствовал бы его торжество так же, как приветствовал русскую революцию 1905 года.

Отметим, что выдвигаемая Ирвингом Стоуном версия о самоубийстве Джека Лондона в последние годы подверглась основательной критике и была литературоведами отвергнута. Подробнее об этом – в послесловии.

Остановимся еще на одном положении, которое, возможно, и не заслужило бы специального разъяснения, не стань оно общим местом в статьях зарубежных литературоведов. Речь идет о «ницшеанстве» Лондона.

Вслед за буржуазными литературоведами, которые упорно зачисляют прогрессивного писателя в разряд «ницшеанцев», И. Стоун называет реакционного немецкого философа Фридриха Ницше одним из духовных отцов Джека Лондона – наряду с Карлом Марксом и Гербертом Спенсером. Кстати сказать, автор романа «Как закалялась сталь», замечательный советский писатель Николай Островский тоже причисляется некоторыми буржуазными критиками к «ницшеанцам». Факты, однако, показывают, что, называя Маркса и Спенсера своими учителями, Лондон никогда не считал своим учителем Ницше. Ницшеанские идеи сказались главным образом на некоторых поздних произведениях писателя. Нет оснований утверждать, что до 1903 года – года творческой зрелости – Лондон вообще был знаком с работами немецкого философа, малоизвестного в то время в США. И первый же свой роман, где упоминалось имя Ницше, «Морской волк» (1904) Лондон посвятил разоблачению ницшеанского «сверхчеловека». Той же задаче должен был, по замыслу, служить и «Мартин Идеи» (1909). Критиков, видимо, сбило с толку то, что некоторые герои Лондона (например, Вульф Ларсен из «Морского волка») – ницшеанцы. Но Лондон развенчал Ларсена, показал, что он обречен на гибель.