Времени мало - Евгения Романчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога домой. Долгожданная приятная и такая знакомая. Любимая дорога домой. Что может быть лучше, чем после тяжелого трудового четверга обуть домашние тапочки, ослабить галстук, закинуть ноги на диван и, обняв ту, которая ждала тебя весь день, обсудить события за вкусным ужином. Все хорошо, разве что последнее условие весьма сомнительно. Есть ужин, есть новости, есть разговоры и даже объятья, нет блеска в глазах и радости в голосе. А это никак не сыграешь…
Красный свет наконец-то переключается. Темно-синий Рено поворачивает направо, проезжает два квартала и останавливается напротив двухэтажного недавно покрашенного дома с деревянной беседкой рядом. Водитель автомобиля выходить не торопится. Он глушит двигатель, приоткрывает окно и подкуривает сигарету. Мужчина делает звук радио громче, наблюдая, как в нескольких метрах от машины дорогу медленно переходит серая кошка. Новости часа читаются поставленным строгим женским голосом, но человек в машине не улавливает ни единого слова. Он целиком и полностью летает в своей примитивной философии. Вечерний допрос самого себя уже успел превратиться в привычку.
«Я люблю ее? Да, скорее всего. Все еще да. Но временами кажется, что уже больше как троюродную сестру маминого дяди… Я в ответственности за нее. Мне не все равно, что будет дальше. Она — моя семья. Так многое связано именно с ней, но в тоже время так мало уже осталось между нами. Это трудно объяснить. Проще почувствовать. Наверное, я украл чье-то счастье, которое в моих руках лишь томится. Я не знаю, как с ним обращаться, чтобы оно сверкало. А быть может и знаю, но не вижу смысла стараться… Сейчас пришел тот возраст, когда хочется все чтоб было проще, легче, доступнее. Мне не нужны сложности. Они меня напрягают. Одно я знаю точно, эта женщина была предназначена кому-то другому. Я не вовремя решил посоревноваться… Чтобы я не делал, мне не удается вызвать у нее улыбку на лице. Она со мной скучает, мучается и теряет цвета. Но отпустить ее я не могу, а она и не уходит. Наверное, лучше было бы для нее самой одним днем собрать вещи и, ничего не объясняя, сбежать. Я бы, наверное, все понял. Не простил бы, страдал, искал, злился бы, но все понял. Почему?.. Почему она все еще со мной?..».
Сделав финальную глубокую затяжку, мужчина тушит окурок, берет букетик гортензий с пассажирского сиденья и выходит из машины. Входная дверь не заперта. Стало быть, она ждала его. А быть может, и что скорее всего, сын, выбегая из дома, забыл воспользоваться ключом.
С тапками в пасти, мужчину встречает его излюбленный восьмилетний ретривер. Он весело виляет хвостом и спешит лизнуть мужчину в нос, как только тот дружественно приветствует его поглаживанием. Майлз — это существо, которое, не смотря ни на что, рад хозяину больше всех на свете. Ему плевать, почему ты опоздал к ужину, принес ли ты зарплату и трезв ли ты. Главное, что ты пришел. Остальное мелочи.
— Мэри? Ты дома? — вопрос в никуда повис в воздухе. — Дорогая?..
Саймон снял пиджак и принялся бродить по комнатам. Когда кухня, гостиная и рабочий кабинет были обследованы, мужчина поднялся на второй этаж. На застекленном балконе с полотенцем на голове сидела его жена. Она не отрываясь, наблюдала, как ветер колыхал листья деревьев за окном. На низеньком столике перед молодой женщиной стоял опустошенный винный бокал.
— Вот ты где! Привет! — радостно произнес Саймон, подходя ближе и протягивая Мэри цветы.
— Здравствуй… — вяло проговорила женщина, не переводя взгляда. Она на ощупь приняла букет и положила его рядом с собой. Благодарности не последовало.
— Ты снова пила? — спросил мужчина, хорошо зная ответ. Женщина проигнорировала вопрос.
— Ужин на столе, — раздалось, наконец, вслед спускающемуся по лестнице Саймону.
«Вот и поговорили» — подумал мужчина, включая кухонный телевизор. Как прошел день? Устал? Что нового? Подобных расспросов Мэри давно перестала проводить. Саймон уже и забыл, когда в последний раз они разговаривали начистоту открыто и непринужденно. Все их беседы вот уже годы сводились исключительно к бытовым вопросам. Ни грамма романтики, ни доли душевности.
Саймон сел за стол и без энтузиазма посмотрел на тарелку грибного супа. Переключив телевизор на канал BBC, мужчина принялся неохотно кушать, в то время как в кухню вошла Мэри. Она достала с верхней полки шкафчика узкую вазу и налила воды.
«Как долго еще будет властвовать зима в наших с тобой отношениях, девочка моя?» — поинтересовался про себя мужчина. «Разве тебе нравится эта ледяная стена между нами? Когда ты вернешься ко мне? Когда переживешь наше горе, наконец? Когда все станет как раньше?.. И станет ли?…».
Еда на вкус была посредственной. Мало соли, переваренный картофель. Мэри никогда не умела толком готовить, в отличие от Саймона первой жены. Царство небесное Елене. Она была прирожденной хозяйкой. Все и всегда у них в доме было на высоте. Грязное белье и не поглаженные рубашки никогда не накапливались. Мебель всегда наполирована, полы вымыты. Холодильник не пустовал ни дня. Признаться, Саймон временами скучал по тем моментам, когда он возвращался со своей первой работы, а на пороге приветливо встречала мать его будущего ребенка. Она дарила ему теплые объятья и поцелуй в щечку, в то время как на столе уже стоял только что приготовленный вкуснейший ужин. Пока мужчина ел, Елена всегда сидела с ним рядом, рассказывая, как прошел ее день, а зачастую просто молчала. И этого было достаточно, чтобы в следующий вечер у Саймона по-прежнему было желание поскорее вернуться домой. Как только его тарелка была пуста, Елена переходила к своим заранее подготовленным вопросам касательного его дел, впечатлений, настроений и просто мыслей по поводу совершенно отдаленных гипотетических ситуаций. Да, им вдвоем всегда было о чем поговорить. И Саймон прекрасно знал, что в том не было его заслуги. Это все Елена со своим правильным и мудрым подходом. Пускай между ними никогда не было большой любви и безумной страсти. Пускай если бы не ранняя беременность Елены, возможно, Саймон никогда бы и не надумал на ней жениться. Пускай он планировал расстаться с ней, прежде чем окончит аспирантуру. Но то, что между ними имело место уважение и способность общаться, слушать и слышать друг друга даже в моменты, когда тяжелые времена давили своими проблемами, этого было не отнять. На простых постулатах стоял их крепкий брак. И не важно, что за все годы его прошлой семейной жизни Саймон ни разу ни сказал своей жене «Я люблю тебя». Он уважал Елену как женщину, как мать их сына, как друга. Именно поэтому ему и в голову не приходило изменять ей, несмотря на отсутствие сильных чувств. Сегодня же совершенно противоположная картина выставлена в его галерее: есть любовь, но как ни странно, ему этого мало.
Мэри поставила вазу с цветами на подоконник и, повернувшись спиной к мужу, замерла, в который раз рассматривая фотографии на холодильнике. Вдруг раздался звук пришедшего Саймону сообщения. Оценив реакцию жены, которая даже не шелохнулась, мужчина бегло прочитал присланный текст: «Милый, ты забыл у меня свой галстук. Уже скучаю J До завтра». Сохраняя невозмутимое лицо, мужчина поспешил удалить улику. Стыдился ли он своей относительно юной связи на стороне? Немного. Однако каждый раз как совесть начинала его грызть, он находил идеальное оправдание: холод жены вынуждает, и к тому же эта интрижка совсем не имела серьезности. Возможно, так оно и было. Мужчина даже в самом страшном сне не мог себе представить, что он решается вдруг уйти от Мэри к кому-то другому. Определенно они не были самой счастливой парой на свете. Но как бы плохо им не было вдвоем, Саймон знал, что ему будет в сто раз хуже с кем-то другим. Он не просто привык к ней, он любил ее какой-то необъяснимой аномальной любовью. Причем чем хуже их отношения становились, тем сильнее эта женщина врезалась ему в душу. Он мог легко ее обидеть в своем сознании, заведя роман с другой женщиной, мог не прийти домой ночевать, мог обмануть, причинить моральную боль. Но уйти от нее — никогда. Такая сильная эгоистичная любовь им вертела. Дурацкая любовь. Ненужная. Страшная. Разрушительная.