Поджигатели - Крис Клив

Когда ты в отряде по обезвреживанию взрывных устройств, тебя могут вызвать на работу в любое время дня и ночи, и у моего мужа такое часто случалось. Если его вызывали вечером, то мы в это время сидели перед телевизором. Мы много не разговаривали. Просто сидели с тарелками на коленях, ели куриные котлеты по-киевски. Фирмы «Финдус», более-менее нормальные, он всегда их любил.

Во всяком случае, у нас работал телевизор, и мы наверняка смотрели «Топ гир». Муж хорошо разбирался в машинах. Мы никогда не могли позволить себе новую машину, но муж умел выбрать подержанную, но хорошую. В основном у нас были «Воксхолл Астры», они нас никогда не подводили. Понимаешь, полиция распродавала свои старые машины. Их перекрашивали, но при подходящем освещении из-под краски всегда проступало слово «полиция». Мне кажется, Усама, вещь не может поменять своей природы.

В общем, мы смотрели «Топ гир», и звонил телефон, и муж ставил тарелку на диван и брал трубку в соседней комнате. Он ничего не рассказывал мне про свою работу, но когда он возвращался в гостиную, был один способ точно сказать, серьезное это дело или так. У них всегда знали, когда настоящая бомба, а когда, скорее всего, ложная тревога. Если это была ложная тревога, муж садился обратно на диван и доедал котлету перед уходом. У него уходило на это не больше тридцати секунд, но он никогда ее не доедал, если дело было серьезное. Когда дело было серьезное, он просто брал куртку и уходил.

Когда дело было серьезное, обычно я не ложилась спать до его возвращения. Наш сын уже спал, так что я могла отвлечься только с телевизором. Разумеется, он меня совершенно не отвлекал. После «Топ гир» начинался «Холби-Сити»,[2]а потом новости. Во время «Холби-сити» начинаешь нервничать из-за смерти и пожаров от фритюрниц, а во время новостей начинаешь нервничать из-за жизни и денег, так что они вместе могли довести тебя до ручки и оставить с мыслью, зачем вообще надо было морочиться и оплачивать лицензию. Но я не могла выключить телевизор на случай, если что-нибудь произойдет и выйдет экстренный выпуск новостей.

Так что я сидела, Усама, смотрела телик и надеялась, что там будет обычная скука. Когда у тебя муж обезвреживает взрывные устройства, тебе хочется, чтобы в мире все время была обычная скука. Чтобы ничего не происходило. Уж поверь мне, появляется желание, чтобы миром правили Ричард и Джуди.[3]Ночью я всегда смотрела Би-би-си. Я никогда не смотрела другие каналы, потому что терпеть не могу рекламу. Женщина с красивыми волосами рассказывает про тот или другой шампунь, что от него волосы перестают сечься. Из-за этого у меня появлялось странное чувство, пока я дожидалась, не взорвется ли мой муж. На самом деле из-за этого мне было довольно погано.

В наше время, Усама, в Лондоне полно бомб, потому что если ты хочешь обратиться к народу, то добраться до Ричарда и Джуди тебе будет трудновато, — конечно, проще напихать в спортивную сумку старых гвоздей и болтов. В наше время половина всех несчастных одиноких подонков делает бомбы, Усама. Надеюсь, ты собой гордишься. Полиция каждую неделю обезвреживает четыре или пять бомб, а еще одна-две взрываются и проделывают дыры в людях, и в половине случаев дыры получают именно полицейские. В новостях про это больше не показывают, потому что тогда люди посходили бы с ума. Я мало что понимаю в цифрах, Усама, но один раз поздно ночью я думала, какова вероятность, что мой муж однажды подорвется, и с тех пор я сама начала сходить с ума. Вероятность почти стопроцентная, клянусь, даже «Лэдброукс»[4]не стала бы принимать твою ставку.

Иногда уже успевало взойти солнце, когда возвращался мой муж. По телевизору шла утренняя программа, и какая-нибудь девица рассказывала про погоду или индекс Доу-Джонса. Если тебе интересно знать мое мнение, все это довольно бессмысленно. То есть, если хочешь узнать погоду, посмотри в окно, а что касается Доу-Джонса, ну, хочешь — смотри в окно, хочешь — не смотри. Можно делать что угодно, потому что все равно ни так, ни этак ничего нельзя сделать с Доу-Джонсом. Это я к тому, что мне всегда плевать было и на то и на другое. Я только хотела, чтобы муж вернулся домой целым и невредимым.

Когда он в конце концов приходил домой, у меня такая тяжесть падала с души. Он почти не разговаривал, потому что очень уставал. Я спрашивала его: ну, как прошло? А он смотрел на меня и говорил: я же здесь, верно? Мой муж был тем, кого в «Сан» назвали бы ТИХИМ ГЕРОЕМ. Забавно, что ШУМНЫХ среди них нет, наверно, это было бы не очень по-британски. В общем, муж выпивал стаканчик «Знаменитой куропатки»[5]и ложился спать не раздеваясь и не почистив зубы, потому что он был ТИХИМ и к тому же иногда ему просто все было до лампочки, и кто его может упрекнуть? Когда он спокойно засыпал, я уходила взглянуть на нашего мальчика.

У нашего сына была своя комната, и мы до ужаса этим гордились. Муж сделал ему кровать в виде самосвала Боба-строителя, а я сшила занавески, и мы вместе ее покрасили. Ночью в комнате сына пахло мальчиком. Мальчик хорошо пахнет, смесью ангела и тигра. Сын спал на боку и сосал лапу Мистера Кролика. Я сама сшила Мистера Кролика, он был фиолетовый с зелеными ушами. Он везде ходил с моим мальчиком. Иначе была беда. Мой мальчик лежал так спокойно, умилительно было смотреть, как он спит, такой мирный, с прелестными рыжими волосами, освещенными восходящим солнцем сквозь занавески. Из-за занавесок свет казался розовым. Они оба, он и Мистер Кролик, очень тихо спали в розовом свете. Иногда мальчик спал так тихо, что я проверяла, дышит ли он. Я приближала лицо к его лицу и слегка дула ему на щеку. Он сопел, хмурился и чуть-чуть ворочался, а потом опять становился тихим и спокойным. Я улыбалась и на цыпочках выходила из его комнаты и очень тихо закрывала дверь.

Мистер Кролик выжил. Он все еще у меня. Его зеленые уши почернели от крови, и одной лапы не хватает.

Теперь, когда я рассказала тебе про своего мальчика, Усама, я, наверно, должна рассказать еще кое-что про его маму, чтобы ты не подумал, что я была какая-то святая, которая только тем и занималась, что шила плюшевые игрушки и ждала своего мужа. Жалко, что я не святая, потому что этого заслуживал мой мальчик, но он получил не это. Я не была ни идеальной женой, ни идеальной матерью, на самом деле я не была даже обычной, я была той, которую в «Сан» назвали бы ГРЯЗНОЙ ИЗМЕННИЦЕЙ.

Слава богу, муж и сын так и не узнали. Но теперь, когда они оба мертвы и мне все равно, кто это читает, я могу сказать. Плохо им от этого уже не будет. Я любила моего мальчика и мужа, но иногда я встречалась с другими мужчинами. Или скорее они встречались со мной, а я не особенно старалась их отшить, и иногда одно цеплялось за другое. Знаешь ведь, какие бывают мужчины, Усама, ты же сам тысячами их обучал, они НЕНАСЫТНЫЕ БАБНИКИ.