Стеклянные стены - Андрей Кузечкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стеклянные. Почитай. – Он сует мне какой-то буклет.
Первое, что я вижу, – фотография. Несколько строгих трехэтажных зданий, окруженных высокой стеклянной стеной.
Ниже – текст:
«СТЕКЛЯННЫЕ СТЕНЫ.
Квест нового поколения.
Стань гражданином антиутопии – адептом тоталитарной секты!
Правила Игры
1. Все средства связи с внешним миром (мобильные телефоны, планшетные компьютеры и т. д.), а также любые другие электронные приборы Игрок обязан сдать в камеру хранения. Нарушение этого Правила – дисквалификация (досрочное прекращение Игры).
2. Игрок получает униформу. Умышленная порча униформы – дисквалификация.
3. Игрок живет на базе в течение пяти дней, включая день отъезда и день приезда, и выполняет определенную функцию: сотрудника (рядового сектанта), координатора, мыслителя и т. д. (см. Словарь). Роли распределяются случайным образом. Игрок проходит полуторачасовой инструктаж перед началом Игры.
4. Игрок должен выполнять все обязанности, положенные ему по статусу, а также заботиться о чистоте своей Эссенции (см. Словарь). В противном случае Игрок будет наказан по правилам секты.
5. Начав игру, Игрок обязан пройти ее до конца. Досрочное прекращение Игры возможно лишь по причине, связанной со здоровьем Игрока, либо из-за грубого нарушения Правил.
6. Попытка выйти из роли влечет за собой дисквалификацию. Задавать вопросы о том, как устроена Игра, выяснять, кто из окружающих является Игроком, а кто – Актером, запрещено.
7. Игра максимально приближена к реальности. Никогда не забывайте об этом».
Далее следует «Словарь». Я не вчитываюсь.
– Стань адептом тоталитарной секты… – повторяю я вслух и тыкаю пальцем в фотографию. – То есть вот это – как бы база, и там нужно жить пять дней?
– Ага.
– Чего только не придумают…
Я еще раз пробежался глазами по тексту.
– Наверное, дорого стоит?
– Не бери в голову. Отдашь, как сможешь.
Понятия не имею, как на все это реагировать.
Не то чтобы меня сильно интересовали квесты. Не то чтобы я особенно дорожил обществом Никиты.
Но он же раздобыл эти билеты. И меня пригласил, хотя мог позвать кого угодно.
И наверное, это и впрямь интересно. Никита не знает, но я действительно люблю приключения. Настоящие приключения я имею в виду, а не какие-то там постановочные квесты.
Стеклянные стены… Где-то я уже слышал это словосочетание. Чем-то нехорошим оно отозвалось внутри меня.
Наверное, поэтому я согласился.
– Может, пострижешься? Время еще есть! – Никита хочет дернуть меня за волосы, но я уворачиваюсь.
Он смеется.
С приходом осени деревня вымирает.
Дачники возвращаются в город, а местных жителей здесь почти не остается. Можно спокойно бродить туда-сюда и фотографировать. Лишь изредка в каком-нибудь окне показывается суровое старушечье лицо – сразу ухожу. Не люблю сельских, даже когда они просто пялятся.
Сельские – вымирающий вид, и они об этом знают. Эволюционировать или исчезнуть – вот и все их перспективы. Кто выбрал первый вариант – давно уехал, а те, кто остался, глядят на приезжих с ненавистью. Как будто это мы виноваты, что они – слабое звено.
Когда-то здесь кипела жизнь. Здесь есть двухэтажный дом культуры, а позади него – парк. Сейчас это, конечно, не парк, а просто рощица, обнесенная частоколом чугунных пик. Под слоем палой листвы угадываются дорожки. В зарослях виднеются останки качелей и скамеечек. Старательно фотографирую все это. Потом выложу в какой-нибудь тематический паблик.
Сегодня я уже много наснимал. Остался последний штрих. В таком парке обязательно должен быть мемориал Победы.
Вот и памятник. И первая неожиданность за день.
Памятник как памятник: солдат в каске и плащ-палатке стоит на постаменте, опустив взгляд. Автомат ППШ, который солдат держит одной рукой, направлен в небо: прощальный салют павшим товарищам.
Возле памятника стояла коротко стриженная девушка в сером комбинезоне, плотно облегавшем ее худое, спортивное тело. В таком комбинезоне, наверное, удобно работать в саду. Хотя сезон садовых работ вроде бы кончился.
Стояла неподвижно, смотрела на памятник, задрав голову. Будто видела что-то, чего не вижу я.
Я подошел ближе, глядя на девушку сбоку.
Девушка чуть старше меня. Она рассматривала солдата так, будто не понимала, что это и зачем это. Лицо серьезное, вдумчивое. С таким лицом могла бы смотреть на памятник инопланетянка. Или гостья из будущего. Да, я смотрел этот фильм, хотя ненавижу все совковое. В детстве родители заставили. Пришлось осилить, чтобы не расстраивать стариков.
Я сфотографировал ее. Вздрогнув, она обернулась на щелчок.
– Привет, – сказал я.
Испуг исчез из ее взгляда меньше чем за секунду. Кажется, она поняла, что я не сельский троглодит и бояться меня нечего. На всякий случай быстро огляделась и, убедившись, что я один, сказала:
– Здравствуй. Кому этот памятник?
Я не удивился. Иностранка, наверное. Хотя по-русски говорит чисто.
– Неизвестному солдату.
– Солдату. Человеку, который убивает людей.
Мне нечего было на это возразить.
– Я Слава, – сказал я.
Какое-то время она молчала, будто собственное имя вспоминала.
– Я Изольда. Ты здесь живешь?
Она повернулась ко мне, и я увидел на ее животе пятно засохшей грязи. Левый рукав комбинезона слегка надорван. На левой щеке – поджившая царапина. Штанины мокрые по колено.
Я сразу представил, как она бежит через лес, поскальзывается, цепляется одеждой за кусты… От кого удирает? И откуда она вообще тут взялась, одна-одинешенька среди этих зарослей и развалин?
– Да, живу…
– Слава, я очень хочу есть.
Кажется, Изольда изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал не слишком строго. Получалось так себе.
– Пошли, поедим, – предложил я.
Сделав два шага в мою сторону, она резко остановилась и спросила:
– Мне не придется вступать с тобой в связь в обмен на еду?
Точно инопланетянка. Но я решил не удивляться. За свою жизнь я видел столько разных фриказоидов! Я мог бы как-нибудь пошутить в ответ, но не стал: чувствовал, что не поймет. Сделал такое же серьезное лицо, как у Изольды, и сказал:
– Нет, не придется.
И мы побрели к выходу из парка.