Дождь для Джона Рейна - Барри Эйслер

Странно, как люди могут предпринимать адекватные, даже чрезмерные меры безопасности в одном направлении, а в другом остаются совершенно незащищенными. Это как закрыть дверь на два замка, а окна оставить открытыми.

Иногда такое явление вызвано страхом. Страх — не то чтобы обязательная составляющая жизни трудной мишени, скорее — ее последствия. Серьезная защита ведет к уничтожению связей с обществом, связей, которые большинству людей необходимы как кислород. Ты отказываешься от друзей, семьи, любовных отношений. Ты идешь по миру как призрак, отдельно от жизни вокруг тебя. Если тебе суждено погибнуть, скажем, в автобусной аварии, ты закончишь полузаброшенным муниципальным кладбищем: еще один Джон Доу — ни цветов, ни родственников, ни, черт побери, слез. Совершенно естественно бояться такого конца.

Другой вариант — некая форма отказа от осознания своего положения. Кружные маршруты, постоянные проверки безопасности, непрерывный внутренний диалог, состоящий из «Если бы я оказался на месте убийцы, что бы я сделал?» — всему этому необходимо глубокое понимание идеи, что где-то ходят люди, у которых есть и мотивы, и средства, способные укоротить время твоего пребывания на Земле. Такая идея абсолютно неудобна душе человека, настолько неудобна, что вызывает чудовищный стресс даже у солдат на поле боя. Многие парни, когда впервые попадают под перекрестный огонь, оказываются в состоянии шока. «Почему он пытается убить меня? — спрашивают они себя. — Что я ему такого сделал?»

Приходилось ли тебе когда-нибудь заглядывать в шкаф или под кровать, когда ты один дома, чтобы убедиться, что там не прячется незваный гость? Если ты на самом деле считаешь, что человек в черной маске прячется именно в шкафу, откроешь ли ты его? Конечно, нет. Гораздо удобнее верить в то, что опасность — нечто абстрактное, и действовать нерешительно. Это и есть отказ.

Наконец, и такое случается чаще всего, существует лень. У кого найдется время и энергия инспектировать семейный автомобиль на предмет импровизированных взрывных устройств перед каждой поездкой? Кто может позволить себе двухчасовой кружной маршрут, чтобы добраться до места, до которого десять минут прямым ходом? Кто захочет пройти мимо ресторана или бара только потому, что единственные свободные места — лицом к стене, а не к входу?

Риторические вопросы, но я знаю, как ответил бы Чокнутый Джимми. «Живые, — сказал бы он. — Те, которые намерены жить и дальше».

А это ведет к рационалистическому обоснованию, которое обычно для людей, отнимающих жизнь у других. Оно звучит так: «Если бы он действительно хотел жить, я не смог бы его достать. Он не позволил бы себе слабостей».

Слабость моего нынешнего клиента состояла в его любви потягать железо. Кто знает, что подогревало ее — издевательства в детстве, из-за которых ему хотелось выглядеть сильнее, попытка преодоления врожденного комплекса от того, что строение японца более хрупкое, чем у европейца, некий подавленный гомоэротизм, как тот, что вел по жизни Мисиму?[1]А может быть, некоторые из тех же импульсов, что сделали его гангстером?

Его одержимость, конечно, не имеет ничего общего со здоровьем. На самом деле парень явно злоупотребляет стероидами. Шея настолько толстая, что казалось, он не сможет надеть галстук через голову, не развязывая узла. У него такие жуткие прыщи, что резкий ослепляющий свет ламп в клубе, призванный с максимальным эффектом демонстрировать комки и квадраты мышц, отбрасывал мелкие тени от оспин на лице. Его яички, наверное, размером с изюмину, а кровяное давление неистовствует в гипертрофированном сердце.

Я также замечал, как он взрывается какой-то внезапной, неспровоцированной жестокостью — еще один симптом злоупотребления стероидами. Как-то вечером человек — я раньше его не видел, но явно один из членов клуба, — которому нравилось его расположение и мысль о том, что, потершись локтями с известными гангстерами, становишься круче, начал снимать многочисленные диски со штанги, с которой мой клиент тренировал жим. Якудза отошел от снаряда, наверное, чтобы немного отдохнуть, а новый парень, должно быть, по ошибке решил, что тот закончил. Парень был далеко не слабак, его открытый комбинезон из спандекса демонстрировал грудь и руки тяжелоатлета.

Кому-то следовало бы предупредить его. Но членами клуба были преимущественно чинпира — мелкие молодые бандиты низшего уровня, — а не добрые самаритяне, жаждущие помочь согражданам. И все же нужно быть по крайней мере слегка туповатым, чтобы начать разбирать штангу, с которой работал якудза, не спросив разрешения. А было в ней килограммов сто пятьдесят, если не больше.

Кто-то подтолкнул моего клиента локтем и ткнул пальцем. Якудза, который стучал по груше, обернулся и зарычал так, что на стене зала задребезжали зеркала.

— Какого черта?!

Все посмотрели в его сторону, вздрогнув, будто раздался взрыв, — даже новичок, который всего секунду назад так неумно повел себя. Все еще изрыгая проклятия, якудза широкими шагами шел прямо к станку для тренировки жима.

Парень словно окаменел от страха, забыв сойти с линии огня. И хотя бедолага держал трехкилограммовый диск от штанги, обод которого был явно крепче черепа якудза, он не сделал ничего — разве что разинул рот.

Якудза врезался в него, как носорог, метя плечом в живот, я видел, как жертва пытается сгруппироваться перед ударом, но бедняге опять не удалось сойти с линии нападения, и его попытка оказалась по большому счету бесполезной. Якудза припечатал его спиной к стене, потом разразился шквалом грубых ударов по голове и шее. Человек, теперь уже в шоке, на автопилоте, уронил диск, ему удалось поставить что-то вроде блока, однако якудза, все еще рыча, продолжал наносить удары. Один из них пришелся слева по шее, как раз в сонный синус, и человек начал рассыпаться, как только его нервная система в результате шока открыла аварийные клапаны, понизив кровяное давление в мозгу. Якудза, широко расставив ноги, будто в руках у него топор, которым он колол дрова, продолжал молотить жертву по голове и шее. Парень упал на пол, но сохранил достаточно сознания, чтобы свернуться калачиком и в какой-то степени защитить себя от непрекращающегося града ударов.

Ревя и ругаясь, якудза наклонился и ухватил лодыжку лежащего ничком бедолаги, зажав ее между огромным бицепсом и предплечьем. Сначала я подумал, что он сейчас применит захват из джиу-джитсу и что-нибудь сломает. Вместо этого якудза выпрямился и потащил бесчувственную жертву к выходу из клуба и дальше — на улицу.

Он вернулся через несколько секунд и, отдышавшись, занял свое законное место на скамье, ни на кого даже не взглянув. Все возобновили прерванные занятия: его компаньоны — потому что им было наплевать; обычные посетители — потому что лишились мужества. Как будто ничего не случилось, хотя тишина в клубе указывала на то, что все как раз наоборот.

Та часть моего мозга, которая работает в фоновом режиме, зарегистрировала то, что я разглядел как активы моего клиента: грубая сила, опыт в применении насилия, знание принципов кулачного боя. В раздел слабостей я поместил отсутствие самоконтроля, одышку после короткого одностороннего боя, относительно небольшой урон, несмотря на свирепость нападения.