Дождь для Джона Рейна - Барри Эйслер

Опрометчивое признание. Если это правда, я мог бы решить довольно много проблем, убрав всего одного человека. Тацу снова показывал, что верит мне и что я могу верить ему.

— Ты сильно рискуешь. — Я пристально посмотрел на него.

— Как всегда, — ответил Тацу, возвращая взгляд.

Повисла длинная пауза. Потом я сказал:

— Никаких женщин. Никаких детей. Это должен быть мужчина.

— Это мужчина.

— Ты не должен никого впутывать в дело. Ты работаешь со мной. Исключительно.

— Да.

— И объект должен быть главной персоной. Его устранение не может стать сигналом для кого бы то ни было. Цель должна быть конкретной.

— Так и будет.

Выдвинув свои три главных правила, я мог приступить к ознакомлению с последствиями их нарушения.

— Знаешь, Тацу, кроме профессиональных причин — боя или договора, — существует всего один повод, способный вынудить меня на убийство.

— Предательство, — проговорил он, чтобы показать, что прекрасно меня понимает.

— Точно.

— Предательство не в моей природе.

Я рассмеялся, потому что впервые услышал, чтобы Тацу говорил что-то наивное.

— Оно у каждого в природе, — сказал я ему.

Мы договорились о системе надежной связи, включая простые коды и доступ к засекреченной электронной доске объявлений, которую я продолжал содержать для особо важных контактов. Я сказал, что свяжусь с ним позже, хотя и сомневался, что это на самом деле понадобится. Тацу из независимых источников узнает о происшествии с якудза и поймет, что к чему. Кроме того, чем меньше контактов с Тацу, тем лучше. Конечно, у него есть авторитет. История. Он даже вызывает симпатию. Но очень трудно поверить, что совпадение наших интересов может быть долгим, и в результате такое совпадение, или его отсутствие, останется единственным, что имеет значение. В определенном смысле грустная мысль. В моей жизни не так много людей и не так много вещей, которые оказывались бы нормальными. До меня дошло, что в каком-то смысле я получил удовольствие от этой последней встречи с моим старым другом и судьбой.

Грустно, конечно. Встреча заставила меня признать то, о чем я не хотел думать. Придется покинуть Японию. Я готовил себя к подобным обстоятельствам, и осознание того, что время близится, действовало отрезвляюще. Если Тацу знал, где меня найти, и поверил, что я вновь ввязываюсь в игру, которая противоречит правилам дела всей его жизни — борьбы с коррупцией в Японии, — то подцепить меня ему было несложно. Напротив, если бы я согласился играть по правилам Тацу, ему было бы слишком просто периодически наведываться и просить об «одолжениях». Так или этак, он бы все время гонялся за мной, а мне уже приходилось жить такой жизнью. И не хотел, чтобы это повторилось.

Раздался сигнал пейджера. Пятизначный номер. Гарри.

Я закончил с едой и помахал официанту, давая понять, что готов расплатиться. В последний раз осмотрел помещение ресторана. Корпоративная вечеринка закончилась. Американцы еще оставались и продолжали о чем-то оживленно говорить. Парочка по-прежнему сидела — молодой человек настаивал, а девушка с тихим смехом отражала нападение.

Приятно вернуться в Токио. Я не хотел уезжать.

Я вышел из ресторана, остановился, чтобы насладиться прохладным вечерним воздухом Ниси-Азабу, глаза инстинктивно ощупывали улицу. Проехало несколько машин; если бы не они, здесь было бы также спокойно, как на кладбище Аояма, задумчивом и темном, манящем своей темнотой с противоположной стороны улицы.

Я снова посмотрел на каменные ступени и представил, как иду по ним. Потом повернул налево и продолжил движение против часовой стрелки по полукольцу, на которое вышел этим вечером.

Я позвонил Гарри из телефона-автомата на Аояма-дори.

— Линия надежная? — спросил он.

— Вполне. Уличный таксофон, расположенный в тихом месте.

Месторасположение таксофонов имеет значение, потому что правительство прослушивает некоторые из них — рядом с посольствами и полицейскими участками, например, или в холлах крупных отелей, куда в случае «не того» частного разговора лентяи из спецслужб доберутся скорее.

— Ты еще в Токио, — сказал он. — Звонишь из телефона-автомата в районе Минами-Аояма.

— Откуда ты знаешь?

— У меня все так устроено, что я вижу номер, с которого звонят, и район, из которого поступил вызов. Подобную систему используют в службе 911 в Штатах. Невозможно заблокировать.

Ох уж этот Гарри, подумал я улыбаясь. Несмотря на жуткие шмотки и вечно всклокоченные волосы, несмотря на то, что в душе он ребенок-переросток и хакерство для него — что-то вроде видеоигры, только круче, Гарри мог быть опасен. Случайная услуга, которую я оказал Гарри много лет назад, когда спас его задницу от компании пьяных морячков, искавших себе подходящую японскую жертву, принесла кучу дивидендов.

И все же, невзирая на все мои усилия, Гарри оставался поразительно наивным. Я бы никогда никому не сказал того, что он только что сообщил мне. Такой информацией ни с кем нельзя делиться.

— В АНБ[3]не должны были отпускать тебя, Гарри, — усмехнулся я. — Ты самый страшный кошмар для блюстителей секретов.

Он рассмеялся, но как-то неуверенно. Гарри не сразу соображает, говорю я серьезно или поддразниваю его.

— Это их проблема, — ухмыльнулся он. — И там слишком много правил. Гораздо веселее работать на консалтинговую фирму из первой пятерки. У них так много разных проблем, что они даже не проверяют, чем я еще занимаюсь.

Разумно с их стороны. В любом случае с Гарри этим ребятам никогда не справиться.

— Что-нибудь случилось? — спросил я.

— Ничего особенного. Просто хотел связаться с тобой, пока еще можно. У меня такое чувство, что раз ты закончил дела, то можешь скоро уехать.

— Думаю, ты прав.

— Ты… закончил?

Гарри давным-давно вычислил, чем я занимаюсь, хотя понимает, что спрашивать прямо об этом нельзя. И он должен был сообразить, что к чему, когда я попросил его точно выяснить, где и когда я смогу найти якудза.

— Дело сделано, — ответил я.

— Это значит, что ты здесь больше не задержишься?

Я улыбнулся, меня тронул его по-собачьи преданный тон.

— Задержусь, но ненадолго. Собирался позвонить тебе перед отъездом.

— Правда?

— Конечно. — Я посмотрел на часы. — А кстати, что ты сейчас делаешь?

— Вообще-то встаю.

— Боже, Гарри, сейчас десять вечера.