Сфинкс - Тобша Лирнер

После шести месяцев работы мне с помощью Мустафы удалось убедить компанию, что заняться новым нефтеносным районом — это оправданный риск.

Грохот взрыва еще звучал в ушах, но сердцебиение постепенно успокаивалось. Я обернулся и вгляделся в горизонт. Из-за пыли море казалось угольно-черным, и случайные отблески отмечали верхушки темных волн. Небо отливало мутно-оранжевым. Нефтяные платформы в море, эти острова индустрии, напоминали брошенные корабли с гигантскими личинами на носу. Этот вид неизменно меня вдохновлял. Я понюхал пальцы — они пахли дымом и горящей нефтью. Выброс навеял мне разные мысли. Прежде всего об Изабелле. Во время нашей последней встречи мы поссорились и больше не разговаривали. Когда, спасаясь от разбушевавшегося пламени, я бросился на землю, мне вдруг показалось, что у нас не будет шанса помириться. От сознания, что мы никогда больше не увидимся, я пришел в отчаяние.

Геологи-нефтяники много времени проводят в одиночестве, анализируя сейсмологические данные или изучая на месте буровые пробы. Развивается некая самодостаточность. Собственная кровь все настойчивее шумит в голове, и в конце концов перестаешь слышать других. Но после пяти лет брака я сросся с Изабеллой. Мы были одной породы и одинаково восхищались тем, как история уходит в глубь земли, где таятся следы и ключи прошлых цивилизаций. Изабелла работала морским археологом, ее полями охоты были долины и горные кряжи морского дна. И теперь, проезжая по восточному берегу Суэцкого канала, я гадал, неужели она продолжает свои подводные изыскания даже после того, как мы с ней из-за этого так яростно поспорили. Жена искала древнее устройство, астрариум[2]который считала прототипом Антикитерского механизма, артефакта, найденного в 1901 году у восточного побережья острова Родос и относящегося к временам Клеопатры, а возможно, и более ранним. Антикитерский механизм сам по себе был аномалией: ничего столь же сложного с точки зрения механики не встречалось целую тысячу лет после его создания. Тем не менее Изабелла не сомневалась, что у Антикитерского механизма должны быть предшественники. В своем деле моя жена была, так сказать, «белой вороной» и прославилась тем, что на основе скудных данных и собственной интуиции, подсказывавшей ей, где искать, совершила несколько открытий. Ее предчувствия оправдывались так часто, что это выводило из себя ее собратьев по профессии. Жена уже много лет искала астрариум и считала: еще несколько месяцев — и она добьется своего. Она ограничила поиски Александрийской бухтой, где затонули пригороды Гераклиона, рядом с ушедшим под воду островом Антиродос, на котором стоял дворец Клеопатры. Все это было разрушено цунами тысячу двести лет назад. Причиной наших жарких споров было то, что Изабелла не послушалась моих советов и предприняла недавно серию незаконных погружений. Они еще больше разожгли ее страсть к поиску, и это увлечение на грани безумия начинало меня пугать.

Когда мы прибыли в полевой лагерь и остановились у рифленых рабочих домиков, я твердо решил: что бы ни потребовала компания, на следующее утро необходимо как можно раньше лететь в Александрию.

Восемь часов спустя, несмотря на все усилия бригады пожарных, скважина еще горела. Бульдозеры наваливали вокруг нее песок, но пожар не утихал, и тысячи долларов, которые можно было бы получить за драгоценную нефть, превращались в дым.

— Друг мой, пламя невозможно погасить. — Управляющий нефтеносным месторождением Мохамед, жизнерадостный человек лет сорока с небольшим, совершенно сник. Его лунообразное лицо словно сдулось и опало складками на воротник перепачканного комбинезона, серые глаза блестели из-под покрытых сажей бровей. — Сорок человек со всем оборудованием, выпущено неизвестно сколько галлонов дорогостоящей пены, а этот мерзавец и не думает утихать. С минуты на минуту огонь может распространиться, и для меня это будет настоящая катастрофа. Будь прокляты эти израильтяне!

— Это была не диверсия, — ответил я. — Просто невезение. И возможно, халатность.

— Халатность?! При нашей технике мы делаем все, что от нас зависит, но никак не можем оправиться после того, как израильтяне разрушили скважины. Разве это моя вина?

— Не пора ли обратиться за помощью? — осторожно предложил я.

— Ни за что! Наши рабочие сами когда-нибудь справятся.

— «Когда-нибудь» будет слишком поздно.

Я всеми силами старался, чтобы в голосе не почувствовался гнев. Мохамед был вполне способен рискнуть оборудованием, только чтобы сохранить лицо.

Пока управляющий бросал на меня недовольные взгляды, присутствовавший при нашем разговоре Мустафа тихо выступил вперед. Я не стал его останавливать. Мы оба знали, что у него достаточно характера и дипломатических способностей, чтобы противостоять недовольству управляющего, которое, как правило, было направлено и против правительства, и против компании. Из-за таких вспышек раздражительности было уже уволено трое моих лучших рабочих.

Мустафа заговорил примирительным тоном:

— Мистер Уарнок не собирался ставить под сомнение ваш профессионализм, Мохамед. Пожар очень силен, и, чтобы погасить пламя, требуются усилия лучшей команды. Он просто имел в виду, что, возможно, вы захотите воспользоваться зарубежным опытом.

Я посмотрел в окно кабинета. Над местом пожара стояла ядовитая на вид завеса — дым стелился над местностью, марая все на своем пути. Я повернулся к Мохамеду.

— Мне известна компания по борьбе с пожарами, которой руководит техасец Билл Андерсон. Его услуги недешевы, но он именно тот человек, который требуется. И может прибыть сюда в течение сорока восьми часов.

Я познакомился с Биллом Андерсоном в Анголе. После неудачных переговоров с лидером повстанцев и после того, как самопровозглашенный нефтяной магнат так и не появился, компания наняла мне маленький самолет, чтобы побыстрее вывезти из страны. Билл находился неподалеку, в Нигерии, где тушил государственную скважину, подорванную тем же главарем, и испытывал к тем краям такие же чувства, что и я. Вдвоем мы уломали управляющего местным аэропортом спрятать нас в подвале, пока не прибудет очередная «сессна». У нас не было ничего, кроме ведра, ящика виски и колоды карт. На второй вечер мы совершенно разошлись во мнениях по поводу философии, религии и политики. Но к утру сдружились на всю жизнь.

— Сорок восемь часов! У меня нет сорока восьми часов! — Мохамед в отчаянии ударил ладонью по столу.

— У вас тридцать не тронутых огнем скважин плюс новая, только что установленная буровая, которая ждет, когда на ней начнется работа. У вас есть сорок восемь часов. — Я написал телефон Андерсона. — Сам я, пока здесь все не придет в норму, съезжу в Александрию. Начинать эксплуатацию нефтеносного слоя с тем, что творится на поверхности, слишком опасно.

— Компании это не понравится.

— А это уж ваша проблема, приятель.

Мохамед вздохнул.

— Обещаю, Оливер: одна неделя, и огня не будет. Скважины станут качать нефть, и вы сможете начать бурение. Иншалла.